Валентин Фалин - Второй фронт. Антигитлеровская коалиция: конфликт интересов

Япония дислоцировала на границе с СССР до 30 дивизий. Советская сторона была вынуждена сохранять в противовес им войска, по численности не уступавшие контингентам англичан, что держали оборону Альбиона в ожидании немецкого вторжения на Британские острова. В данном контексте перенесение американцами центра тяжести военных операций на Тихий океан могло бы быть выгоднее СССР, чем затягивавшееся затишье в Западной Европе.

Не тут-то было. В секретном докладе руководителя Управления стратегических служб США [609]указывалось на возможность японского нападения на Советский Союз «до конца лета» и рекомендовалось обождать этого разворота событий, прежде чем решать вопрос об оказании военной помощи Москве. В донесении советской разведки, поступившем 13 июля 1942 года, говорилось: «Наступательные операции (на Тихоокеанском ТВД) не будут проводиться до тех пор, пока Япония не вступит в войну против СССР. То же самое относится и к проведению наступательных операций в Бирме». «Все военные приготовления американцев и англичан в тихоокеанском бассейне, – читаем мы дальше, – основаны на их предположении, что Япония нападет на Советский Союз, оттянет свои войска из бассейна Тихого океана и этим создаст более благоприятную обстановку для союзников. У американцев и англичан имеется полная уверенность, что японцы нападут на СССР этим летом или в крайнем случае осенью. На этом предположении базируются все стратегические планы американцев и англичан на Дальнем Востоке» [610].

«Все» – не означает ли это, что, кладя под сукно предложения комитета начальников штабов о переориентации стратегии с Атлантики на Тихий океан, Рузвельт сообразовывался не с одними экономическими выкладками, не просто бежал от призрака Пёрл-Харбора? Вместо «жертвенной высадки» на севере Франции в помощь России, на уме держали новые жертвы со стороны России на потребу демократиям?

Вот так. Под Сталинградом война достигла распутья не только для Японии и Турции, изготовившихся напасть на СССР, но и для Соединенных Штатов. Вашингтон внутренне настраивался оставить нас собственному року и приступить к новой политической и военной калькуляции уже без Восточного фронта. Ныне можно констатировать, что почти никто из имевших реальный вес деятелей за океаном не верил в августе-сентябре 1942 года, что Советский Союз сумеет подняться на еще одну Московскую битву. Спорили в основном о том, насколько значительными будут нацистские успехи и обретет ли Гитлер возможность перебросить часть сил с Восточного фронта на другие направления.

Положение английских переговорщиков облегчалось тем, что Рузвельт выступал заодно с ними. 23 июля президент известил Черчилля об отказе от крупных операций на Европейском континенте в 1942 году и пообещал убедить американский комитет начальников штабов в необходимости вторжения в Северную Африку [611].

Последний арьергардный бой Маршалл и Гопкинс дали 24 июля. Пытаясь спасти «Раундап» в 1943 году, они настояли на продолжении приготовлений к нему [612]. Эта позиция отразилась в совместном докладе, представленном участниками переговоров британскому кабинету. Доклад подвергся критике за отсутствие четкого указания, какой операции – «Торчу» или «Раундапу» – отдается предпочтение, и за глухой намек на возможность отказа от «Торча», если СССР все же выстоит.

Черчилль дожал американских военных руками Рузвельта. С его подачи президент приказал своим штабам приступить к планированию высадки в Северной Африке с таким расчетом, чтобы начать ее не позднее 30 октября 1942 года. Генерал Макнэрни сообщил Маршаллу, что главнокомандующий принял свое решение, не вдаваясь в рассмотрение соображений начальников штабов, а также без заслушивания мнений Стимсона, Леги и Арнольда. Президентская директива CCD-94 фактически снимала задачу открытия второго фронта и в 1943 году.

Предвосхищая демарши военных, Рузвельт 30 июля известил их о том, что он рассматривает операцию «Торч» как основную в настоящее время, и мобилизация сил и средств для ее проведения должна осуществляться в первую очередь. Президент предложил немедленно известить о своей позиции Черчилля и просить его присоединиться к ней. «В соответствии с этой директивой окончательное решение должно быть принято к 15 сентября» [613].

Президентскому решению предшествовал обмен посланиями с Черчиллем, который заслуживает посвящения ему нескольких строк. Премьер в телеграмме 27 июля высказал удовлетворение тем, что Маршалла и Кинга обязали следовать курсом на «Торч». Теперь, писал британский лидер, «все зависит от скрытности и скорости и от наличия правильного графика политических и военных акций… Скрытность может быть обеспечена лишь с помощью хитрости. С этой целью я запускаю „Юпитер“, и мы должны также обрабатывать „Следжхэммер“ с предельной энергией. Это прикроет все передвижения в Соединенном Королевстве. Когда ваши войска двинутся для выполнения операции „Торч“, то все, кроме секретных кругов, должны будут считать, что они следуют в Суэц или Басру…».

Далее очередная фантазия или дезинформация о желании премьера разместить «20, 30 или даже 40 эскадрилий на русском южном фланге и тем самым помочь русским удерживать барьер, образуемый Каспийским морем, Кавказскими горами и Турцией, подтвердившей нейтралитет. Представляется также необходимым предложить Сталину что-либо солидное. Однако, что бы ни произошло, ничто не должно помешать операции „Торч“ или ослабить Окинлека (командующий английскими войсками, противостоявшими группировке Роммеля) до того, как он одержит победу» [614].

Ответ Рузвельта, посланный в тот же день, знаменателен двумя положениями: президент заявил, что он, «конечно, очень доволен результатами», достигнутыми при участии «трех мушкетеров» (Гопкинса, Маршалла и Кинга). «Я не могу не ощущать, – замечал автор, – что прошлая неделя явилась поворотным пунктом во всей войне и что теперь мы плечом к плечу идем нашим путем». Глава администрации поддержал мысль о «крайней важности» скрытности и быстроты и выразил надежду, что «октябрьская дата может быть передвинута на более раннее время» [615]. Таким образом, его сообщение начальникам штабов от 30 июля являлось всего лишь постскриптумом к тремя днями ранее ушедшему в Лондон «добро» курсу, который Черчилль навязывал главе администрации США с 1941 года. Причем Маршалл и другие не сразу узнали всю правду.

Слова президента о «поворотном пункте в войне» корреспондировали с оценкой командованием сухопутных сил США директивы CCD-94 как « коренного изменения в ранее принятой общей стратегии войны » [616]. Эйзенхауэр назвал день, когда Рузвельт принял решение о высадке в Северной Африке, « самым мрачным днем в истории ».