Валентин Фалин - Второй фронт. Антигитлеровская коалиция: конфликт интересов

Получается, что и в начале 1943 года в восприятии оппозиционеров отсутствовали условия для прекращения кровопролития. Хенк, Мирендорф, Хаубах выражались прямо. Другие выбирали округлые формулировки, но в общем имели в виду примерно то же самое. После Сталинграда концепции антинацистской оппозиции в Германии и англо-американские планы второго фронта своеобразно сплетались в тугой узел.

Западные державы поддерживали контакты с Канарисом, Остером и другими военными. По-прежнему исправно функционировала связь через Ватикан, Швецию, Швейцарию, Турцию, Испанию, Португалию, Латинскую Америку. Курьеры регулярно сновали между рядом крупнейших корпораций и банков США, а также Англии и ведущими банками и концернами Германии. Замелькавший с конца 1942 года в посланиях премьера и президента тезис о назревании внутри Германии кризиса определенно навевался обещаниями верхушечной оппозиции.

В ноябре 1942 года для координации действий спецслужб США в Европе в Берн прибыл А. Даллес. Ему вменялась задача, «используя связи с Канарисом и „черной капеллой“, информировать (Вашингтон) о развитии дел в основных центрах германской власти и в столицах немецких союзников» [658]. Даллес был наделен широкими полномочиями и почти неограниченными финансовыми ресурсами, не обязательно правительственного происхождения, и без раскачки включился в подготовку сепаратного мира с Германией. Этот вопрос стоял в центре его контактов, в частности с князем Гогенлоэ (конец 1942 года), поддерживавшихся без формальной санкции Белого дома.

Заметим, что советское руководство с нараставшим раздражением и недоверием регистрировало махинации и козни вашингтонской элиты и особенно официального Лондона. В телеграмме Сталина Майскому от 19 октября 1942 года мы читаем: «У нас всех в Москве создается впечатление, что Черчилль держит курс на поражение СССР, чтобы потом сговориться с Германией Гитлера или Брюнинга за счет нашей страны. Без такого предположения трудно объяснить поведение Черчилля по вопросу о втором фронте в Европе, по вопросу о поставках вооружения для СССР, которые прогрессивно сокращаются, несмотря на рост производства в Англии, по вопросу о Гессе, которого Черчилль, по-видимому, держит про запас, наконец, по вопросу о систематической бомбежке англичанами Берлина в течение сентября, которую провозгласил Черчилль в Москве и которую он не выполнил ни на йоту, несмотря на то что он, безусловно, мог это выполнить» [659].

Не может быть двух мнений, от США зависело пресечь происки Лондона, заставить премьера уважать союзническую мораль. До этого, однако, главе администрации надо было разобраться в себе и определиться самому. Всерьез и надолго.

Переход Красной армии в наступление под Сталинградом (19 ноября) и высадка американо-английских войск в Северной Африке (8 ноября) начались, по сути, параллельно. Планировались они и осуществлялись без всякой оперативной увязки. И все же взаимосвязь существовала – связь политическая.

Состоялся ли бы «Торч», разворачивайся события на Волге по гитлеровскому сценарию? Американские военные не исключали варианта высадки в Северной Африке как реакции на выпадение СССР из войны и первого акта перегруппировки сил в расчете на долгую конфронтацию демократий с державами оси и Японией. Представления политиков, однако, не обязательно стыковались с образом мыслей генералов. Госсекретарь К. Хэлл оставил в мемуарах в назидание потомкам следующую запись: «Мы всегда должны помнить, что своей героической борьбой против Германии русские, очевидно, спасли союзников от сепаратного мира. Такой мир унизил бы союзников и открыл двери для следующей Тридцатилетней войны» [660]. К. Хэлл не упоминает Сталинград, но имеет в виду прежде всего его.

Как нежданная витальность Советского Союза отразилась на представлениях западных держав о смысле и целях войны? Что должно следовать за «Торчем»? Какой еще сюрприз преподнесет СССР, который в одиночку вырвал у врага стратегическую инициативу и тем решил коренную проблему второго этапа противоборства с гитлеровской Германией ? Советский союзник навязывал отныне свою логику по всему каталогу вопросов, что приводили в недоумение верхние эшелоны власти в Вашингтоне и Лондоне.

«Завершение грандиозной русской победы в Сталинграде, – напишет Р. Шервуд, – изменило всю картину войны и перспективы ближайшего будущего. В результате одной битвы, которая по времени и невероятному количеству потерь была фактически равна отдельной крупной войне, Россия стала в ряды великих мировых держав, на что она давно имела право по характеру и численности своего населения. Рузвельт понял, что должен взглянуть теперь в более далекое будущее, чем военная кампания 1943 года, и заняться рассмотрением вопросов послевоенного мира » [661].

М. Мэтлофф и Э. Снелл выразились более сдержанно и утилитарно: «С переходом стратегической инициативы на Европейском театре в руки союзников и увеличением ресурсов, находившихся в их распоряжении, начался новый этап стратегического планирования» [662]. Можно было думать о нескольких последовательных или параллельных операциях. Выбор, который делался, и сопровождавшие его дискуссии позволяют судить о политическом и концептуальном настрое президента США и премьера Англии, а также их окружения.

В послании Рузвельту от 18 ноября 1942 года Черчилль называл в качестве «важнейшей задачи»: (а) захват Северной Африки и открытие Средиземного моря для морских военных перевозок и (б) использование баз на африканском побережье «для нанесения удара в самое чувствительное место держав оси… в ближайшее время». Таковым местом премьеру представлялись Сардиния и Сицилия, а также Балканы, для чего нужно было склонить Турцию к вступлению в войну против держав оси. Премьер с готовностью откликался на мысль президента – поручить начальникам штабов «сделать обзор наших возможностей, включая продвижение наших войск на Сардинию, Сицилию, Италию, Грецию и другие балканские районы, а также включая возможность поддержки со стороны Турции в наступлении на фланг Германии через Черное море» [663].

В мемуарах Черчилль опускает свои итало-балканские варианты от 18 ноября. «В опровержение многочисленных домыслов в Америке» (об использовании операции «Торч» для срыва второго фронта) и «многих послевоенных утверждений Советов» он ссылается лишь на свои критические замечания от 9 и 18 ноября по докладам британских начальников штабов. Военным было поставлено на вид пренебрежение интересами «Раундапа». Премьер рассуждал о важности «сковывания крупных сил противника в Северной Франции, Бельгии и Голландии путем постоянной подготовки к вторжению и решительного наступления на Италию или, еще лучше, Южную Францию, наряду с другими операциями, не требующими большого количества судов». Надо что-то делать, читаем мы в « замечаниях » , ибо « трудно предположить, что русские не среагируют на наше бездействие, подобное нынешнему, в течение всего 1943 года, тогда как Гитлер нанесет им третий удар ».