Дмитрий Зубов - Чудо-оружие люфтваффе. Битва из будущего

На этот раз удача сопутствовала сразу двум асам из I./NJG2. Так, командир группы гауптман Рат и его радиооператор фанен-юнкер/фельдфебель Антон Хайнеманн в период с 20.49 до 21.14 сбили сразу пять «Ланкастеров».

На счету же командира 2./NJG2 гауптмана Рёккера, два дня назад получившего дубовые листья к Рыцарскому кресту, были четыре победы. В 18.30 он взлетел с аэродрома Твенте вместе со своим постоянным экипажем – радиооператором Карлосом Нугентом, бортрадистом Гансом Маттаром и штурманом Фритцем Вефельмейером.

Он потом вспоминал:

«В 20.50, после длительного периода поиска, мы нашли на высоте около 4500 метров четырехмоторный самолет с двухкилевым хвостовым оперением. Я обстрелял его снизу из своих «Schrage Musik», он загорелся, перешел в пикирование и взорвался, врезавшись в землю.

Сразу же после этого – в 20.52 – мы на той же высоте обнаружили другой четырехмоторный бомбардировщик с разнесенными рулями направления. Он также был сбит из «Schrage Musik» – старым, проверенным способом – и в огне рухнул вниз.

Бомбардировщики возвращались домой, следуя на юго-запад, и пытались уйти от немецких истребителей, снижаясь на большой скорости. Преследуя бомбардировщики в юго-западном направлении, мы скоро оказались над бельгийской территорией, которая уже была занята союзниками. Неожиданно мы увидели внизу под собой ярко освещенный аэродром. Он не мог быть немецким, поскольку видели два самолета, летавшие вокруг него с включенными навигационными огнями.

В конце войны британцы часто включали свои бортовые навигационные огни, взлетая, собираясь в боевой порядок или приземляясь, потому что во время массированных налетов, в которых участвовали до тысячи бомбардировщиков, они боялись столкнуться с другим самолетом. В это время риск быть сбитым немецким истребителем был меньше, чем риск столкновения. Мы же, чтобы не стать жертвой британского ночного истребителя, в течение всей войны никогда не включали наши навигационные огни.

Само собой разумеется, что я немедленно занял позицию под самолетом, летевшим на высоте около 1000 метров, и, вероятно, ждал разрешения на посадку. Это была двухмоторная машина с разнесенным хвостовым оперением. Мы не смогли определить ее тип. Одна очередь из «Schrage Musik» – и, загоревшись, она в 21.26 врезалась в землю.

Я переключил свое внимание на вторую жертву, которая не видела, что другой самолет разбился, и продолжала лететь прямо вперед с все еще включенными навигационными огнями. Машина приближалась к земле, и когда догнали ее, то увидели, что это был «Москито». Он уже выпустил шасси и только что пересек границу аэродрома. Поскольку я не мог опуститься ниже его, чтобы сбить из «Schrage Musik», я быстро включил передний прицел и сбил его из четырех носовых пушек. Горящий самолет рухнул на аэродром в 21.34. К нашему удивлению, мы не видели никакого зенитного огня. Позднее мы узнали, что этим аэродромом был Сент-Тронд, который союзники использовали в качестве операционной базы».

Сначала Рёккер севернее Дюссельдорфа сбил два «Ланкастера». Что же касается третьей жертвы, то здесь не совсем все ясно, поскольку, согласно британским данным, вечером 15 марта в районе аэродрома Сент-Тронд больше не было потеряно ни одного самолета, подходящего под описание «двухмоторная машина с разнесенным хвостовым оперением» .

Самолетом, сбитым Рёккером над аэродромом Сент-Тронд, в 17 км восточнее бельгийского города Тинен, был «Москито» NFMk.XIXMM650 «RS-J» из 157 Sqdn. RAF, его экипаж – пайлэт-офицеры Миллер и Крисфорд – погиб. Это была 64-я и, как затем оказалось, последняя победа этого ночного аса люфтваффе.

Жестокая реальность ночных боевых вылетов весной 1945 г. состояла в том, что взлететь, найти и сбить противника, так сказать, было еще половиной дела. После этого экипажу ночного истребителя надо было еще, во-первых, найти свой аэродром, а во-вторых, благополучно приземлиться, что было совсем непросто.

Рёккер продолжал рассказ о событиях вечера 15 марта:

«Поскольку мы не смогли больше обнаружить никаких вражеских самолетов, мы повернули домой. Внезапно я увидел, что стрелка указателя температуры правого двигателя достигла максимального уровня. Должно быть, когда мы сбили «Москито», какой-то его обломок попал в радиатор. Я немедленно отключил правый двигатель, но так, чтобы затем иметь возможность снова запустить его перед посадкой.

Ганс Маттар связался с Твенте и передал на командный пункт нашей группы, что в скором времени мы будем садиться на одном двигателе. Однако наш аэродром был покрыт приземным туманом, и нам приказали лететь к Фехте. Однако я полетел к Твенте, чтобы самому убедиться, что приземлиться там невозможно. Опытных пилотов всегда влечет к своему аэродрому, как лошадей влечет к своей конюшне, но аэродром действительно был покрыт молочным супом, и о нормальной посадке там и не могло быть речи.

Мы были не в восторге от того, чтобы лететь к Фехте, потому что блуждание в темноте на одном двигателе отнюдь не было развлечением, но в 22.45 мы установили хороший визуальный контакт с аэродромом. Ганс Маттар сообщил на землю, что мы идем только на одном двигателе, и мы немедленно получили разрешение на посадку. Как только мы начали заход, я снова запустил правый двигатель, и, ориентируясь по аэродромным сигнальным огням, начал снижаться в направлении посадочной полосы с выпущенными шасси.

Как раз в тот момент, когда мы почти достигли границы аэродрома, я с тревогой увидел, что прямо передо мной другой самолет сел на бетонную взлетно-посадочную полосу с убранными шасси. Самолет заскользил по полосе, распыляя искры, словно комета, и в тот же момент аэродромные огни погасли.

И что теперь? Попытаться уйти на второй круг с одним неисправным двигателем было слишком опасно, но в критических ситуациях, таких как эта, каждый действует инстинктивно. Мы были уже настолько низко, что я мог видеть землю в свете своей посадочной фары, и со смешанными чувствами я решил садиться вслепую параллельно взлетно-посадочной полосе.

После нескольких сильных ударов машина остановилась на периферии аэродрома, но затем из правого двигателя показалось небольшое пламя. Пожарная команда прибыла на большой скорости, но ей уже нечего было делать, потому что, когда я выключил двигатель, огонь погас сам собой.

Все это произошло вследствие того, что самолет, севший с убранными шасси, не смог связаться с Фехтой, и на контрольно-диспетчерском пункте подумали, что это мы сели «на живот». Поэтому они немедленно выключили аэродромные огни, опасаясь британских ночных истребителей, так что моя последняя победа едва не решила нашу судьбу!»