Андрей Судоплатов - Тайная жизнь генерала Судоплатова. Книга 1

Подготовка операции по отъезду Каридад и ее спутницы — Анны Каратаевой (Инес), которая по легенде прикрытия являлась «дочерью Киры», началась весной 1944 года и заняла около пяти месяцев. Без каких-либо осложнений «Дуэт» (так они проходили по оперативной переписке) преодолел путь по маршруту Москва — Владивосток — Сан-Франциско — Мехико. Здесь предполагалась небольшая, на два-три дня, передышка, и затем последний этап — через Веракрус в Гавану. Но в мексиканской столице произошел сбой: Каридад категорически отказалась следовать дальше.

Ю. А. Марков вспоминал: «Нечто подобное от нее ожидали. Материнская боль, необузданность чувств, недовольство нашей «медлительностью» в деле освобождения ее сына подтолкнули ее к неподчинению. Тогдашнему резиденту в Мехико Тарасову, который знал ее по Испании и Франции, было тяжело с Кирой. Каридад постоянно укоряла его Эйтингоном, той разворотливо-стью и эффективностью, с которой Том проводил самые рискованные операции. Она не могла понять, что отчаянно-романтические времена в разведке миновали, а разведчики, имеющие карт-бланш на импровизации, безвозвратно ушли в прошлое. Разведоперации жестко контролировались мощным аппаратом Центра, для которого разведчик был «строго подотчетным» исполнителем. Каждый серьезный шаг согласовывался. За импровизации и отсебятину взыскивали».

Итак, Каридад появилась в Мехико в середине декабря 1944 года. Как и следовало ожидать, «Дуэт» тут же распался. Кира отказалась от встреч с Каратаевой, с которой не нашла общего языка. Она вообще плохо уживалась с женщинами, даже если это была Долорес Ибаррури, и постоянное присутствие рядом спутницы «от НКВД» ее раздражало, хотя, по замыслу разработчиков операции, Инес должна была выступать в роли связной Каридад с «легальной» резидентурой в Гаване. Это уберегло бы внешне приметную Киру от ненужного риска. Упрямства и ожесточения Каридад не пересилили ни Тарасов, ни затем Григорий Каспаров, сменивший его на посту резидента.

Уже к Рождеству «группой поддержки» был полностью подготовлен побег Рамона из тюрьмы. Его должны были перебросить в Веракрус и после «профилактической» отсидки на конспиративной квартире переправить в Гавану на судне, регулярно курсировавшем между этими портами. Кубинский паспорт на Тролля был заготовлен и дожидался своего часа в сейфе у резидента.

Вторжение Каридад в операцию — иначе не скажешь — стало катастрофой. Этому трудно найти оправдание. Скорее всего, она не вполне контролировала себя. Знавшие Каридад по Москве испанцы впоследствии вспоминали о приступах истерии, находивших на нее. Состояние перевозбужденное™, психической нестабильности, связанное с переживаниями (все более интенсивными) за сына, требовало выхода, разрядки, решительных действий по его освобождению. Ее переполняли ярость и злость на всех, кто имел отношение к делу Тролля. Не советуясь ни с кем, пренебрегая конспирацией, Каридад начала действовать самостоятельно, не разобравшись в обстановке, толком не обсудив ситуацию ни с Тарасовым, ни с Каспаровым. Она решила опереться на людей Эйтангона, многие из которых были «заморожены» после операций по ликвидации Троцкого.

Каридад Меркадер хорошо знали в Мехико. В 1936 году испанское правительство направило ее сюда для закупки оружия. Переговоры велись со многими влиятельными лицами, в том числе с президентом страны Ласа-ро Карденасом, и привлекли всеобщее внимание, включая прессу и секретные службы. Каридад принимала участие в массовых актах солидарное™ с борьбой республиканцев протав фашистского мятежа. Вместе с Ломбардо Толедано — профсоюзным лидером, крупным политаком левой ориентации она, надев защитный комбинезон интербригадовца, шагала во главе манифестаций.

Оказавшись в Мехико вновь, Каридад не могла рассчитывать, что останется незамеченной. Крупное лицо драматической актрисы, не по-женски строгий взгляд неуступчивых глаз, упрямый лоб, уверенная поступь — ее замечали повсюду. «На меня всегда смотрели, всегда выделяли из толпы, всю жизнь», — призналась она как-то младшему сыну Луису. И Мехико не был исключением. Конечно, Кира попробовала изменить свой облик: осветлила волосы, подстриглась, ходила без очков, обновила гардероб, не поскупившись на дорогие одежду и обувь. Но вряд ли это помогло замаскироваться. А отсутствие очков и вовсе сделало ее беспомощной: она перестала замечать за собой наружное наблюдение.

Если личность убийцы Троцкого Рамона Меркадера — Жака Морнара — раньше связывали с Советским Союзом и НКВД по косвенным признакам, по принципу «кому выгодно?», то появление Каридад в Мехико и ее неуклюжие маневры вокруг Лекумберри, неосторожные высказывания, непродуманные контакты, конфликты с оперативными работниками неумолимо вели к разоблачению ее сына. В Мехико прибывало все больше испанцев, общавшихся с Каридад в Москве, в той или иной степени посвященных в ее прошлую жизнь. Они не забыли орден Ленина на отвороте ее жакета и догадывались, за что он получен. Испанская колония в советской столице была как одна большая семья, секреты «просачивались», и слухи о Рамоне распространялись все активнее. Ну, а в Мехико никаких ограничений на «разговорчики» не было: Берия был далеко.

И трех недель не прошло после приезда Каридад в Мехико, а последствия уже сказались: посуровел режим содержания Рамона в тюрьме, появились дополнительные надзиратели, больше внимания уделялось его «визитерам». Как назло, из Лекумберри сбежали два уголовника, что заставило начальство взяться за смену персонала. Угроза увольнения повлияла на имевшиеся уже договоренности с рядом охранников и тюремных чинов. Но Кира продолжала действовать в одиночку. При встречах с Каспаровым она умалчивала о характере своих многочисленных контактов. Один из первых визитов Каридад нанесла Марте Меллер…

Примерно в это же время Мартой Меллер заинтересовался секретный агент управления безопасности (УБ) федерального округа Альваро Баэса. Сделаем небольшое отступление…

Баэса знал, что он неизлечимо болен. Перенесенные им инфаркты предвещали неминуемый конец. К этой мрачной перспективе Альваро относился с фатализмом, достойным сына баска и индианки. На службе он, как мог, скрывал недомогания: если очередной и, не исключено, последний приступ случится на работе, жена и дети получат за него дополнительную выплату по страховке.

Но Баэса не хотел уходить из жизни бесследно и поэтому решил оставить о себе своего рода «письменный отчет». Дескать, жил-был полицейский агент Альваро Баэса, честно исполнял свой долг и т. д. Агенты не пишут мемуаров, а он напишет. Всякий, кто возьмет их вруки и прочтет, как бы воскресит его, вернет из забвения… Именно так агент УБ изложил мотивы, побудившие его в середине 1948 года отнести рукопись в типографию «Графос». В ноябре он скончался. Как сообщил один из столичных журналов, смерть наступила от «разрыва сердца».