Андрей Судоплатов - Тайная жизнь генерала Судоплатова. Книга 1

«Каким-то образом она узнала о нависшей опасности, — жаловался Сарабиа, — и исчезла из Мехико. Кто-то предупредил, и она сменила декорации…»

Кумарьян надеялся на политическое решение проблемы с Троллем, прежде всего на амнистию президента Алемана, и в этом направлении вел хитроумный зондаж. Хотел действовать наверняка. Но, судя по всему, президент не собирался ссориться с влиятельными последователями и поклонниками Троцкого в США и по всему миру. Поэтому одновременно отрабатывался и самый тривиальный вариант — подкуп тюремной администрации. Один из чиновников по переписке проходил как Пекарь. Правда, после бегства из тюрьмы двух заключенных его возможности пошли на убыль. Ожидалось, что его вот-вот снимут с должности.

Не сидел сложа руки и сам Меркадер. Он установил дружеские отношения с секретарем-делопроизводителем тюрьмы. По мнению Рамона, его можно было использовать для организации побега. Но тот поставил условие: бежать вместе и прямиком… в Советский Союз. Этого секретаря советская резидентура раньше изучала и не могла с уверенностью сказать, что же это за человек, каков он на самом деле. Такое бывает. Полная непроницаемость. Поэтому Меркадеру через Купера строго указали: ни в какие переговоры с ним не вступать. Впоследствии выяснилось, что это предостережение пришло вовремя…

Между тем обстановка вокруг советского посольства все больше накалялась. Антисоветская кампания достигла апогея. Практически все связи наших дипломатов в средствах массовой информации подверглись обвинениям в подрывной деятельности.

В сентябре 1946 года газета «Новедадес» назвала Ганса Майера, долгое время работавшего в Мексиканско-Советском институте культурных связей, «способным шпионом ГПУ, пользующимся полным доверием Берия». В качестве опасных агентов СССР, оперирующих в Мексике, упоминали Лео Цукермана, Оскара Данцигера, Елену Гомес Васкес, Эдуарда Вейсблата, Маргариту Нелькен, Федора Драгутина и других. В серии явно инспирированных американцами статей некий Карл Рифнер навесил ярлык «агентов Москвы» на многих политэмигрантов, особенно испанцев, которые, дескать, в массовом порядке забрасывались в Мексику с целью ее дестабилизации.

«Эксельсиор» изо дня в день печатала отрывки «из пасквиля Троцкого на товарища Сталина» (выражение из посольского обзора печати). В «Новедадес» публиковались откровения перебежчика Виктора Кравченко, а чуть позже — антисоветские статьи бывшего пресс-атташе Кубы в СССР Миралеса (за которые его поколотили оболганные испанские эмигранты). В газете «Омбре либре» броско подавались отрывки из книги «Ночь осталась позади» Яна Валтина, «пострадавшего от советского и гитлеровского тоталитарных режимов». Газета «Уль-тимас нотисиас» отличилась статьей «Институт общественного мнения Мексики — центр коммунистического шпионажа». Во всех грехах обвинялся директор института Ласло Радвани — венгерский еврей, марксист, талантливый экономист, муж немецкой писательницы Анны Зегерс. Сообщалось, что он шпионил на ГПУ с 30-х годов, а в Мехико продолжил сие неблаговидное занятие, вовлекая в эту деятельность «своих помощников» — писателя Людвига Ренна и известного коминтер-новского кадра Витторио Видали.

Полицией было установлено демонстративное наблюдение за руководителями Мексиканской компартии. Генеральный секретарь МКП с тревогой сообщал в советское посольство, что реакция подготавливает общественное мнение к полицейской акции по разгрому «левых» организаций. Ожидалось нападение и на штаб-квартиру компартии. Вступление в нее Д. А. Сикейроса в мае 1946 года — эпатирующий поступок в атмосфере преследований и репрессий — тут же ознаменовалось слежкой. Филеры неотступно следовали за активистами «Славянского клуба». Председатель Общества друзей СССР, влачившего к тому времени жалкое существование, Хосе Мансисидор, посещая дом на Такубайя, с горечью констатировал, что американцы добиваются от Мексики разрыва отношений с Советским Союзом, чтобы нейтрализовать даже гипотетическую возможность проникновения Советов в Центральную Америку.

Пропагандистский нажим возрос настолько, что и дипломаты «народных демократий» повели себя по-страусиному, неявно, но дистанцируясь от советского посольства. В воздухе запахло третьей мировой, и супруги «народно-демократических» представителей усиленно запасались золотом и валютой. Мексиканская пресса в об-щем-то замолчала и факт избиения советских дипкурьеров.

В этот период дважды подвергалась обстрелу квартира Каспарова. В первый раз это случилось в ноябре 1947 года: неизвестные били по окнам второго этажа (к счастью, жена резидента с детьми находилась на первом). Еще один обстрел произошел в декабре: пули вонзились в потолок спальни. Каспаров с женой были на очередном приеме, дети оставались без присмотра и, конечно, страшно перепугались. Семейству пришлось перебираться в здание посольства.

Капустин получил указание Молотова сделать устное представление мексиканскому МИДу по этим чрезвычайным происшествиям, потребовать расследования и добавить, что, в интересах Мексики и Советского Союза, «инциденты не будут преданы гласности».

Один из участников уотергейтского скандала Ховард Хант поведал в своих мемуарах о том, как он работал в резидентуре ЦРУ в Мехико в начале 50-х годов. Он и его коллеги обладали неизмеримо большими возможностями, чем советские противники. Рутинным делом были нелегальные проникновения в помещения миссий «народных демократий», незаконные прослушивания, склонения к побегам «во имя свободы», фабрикация дезинформаций. Оперативникам ЦРУ помогали американские предприниматели, осевшие в стране, мексиканские журналисты и политики, желающие «подзаработать», беглецы из компартий. Все годились для дела.

Так, Хант описал, как бывший герой гражданской войны в Испании Валентин Гонсалес (партизанская кличка Кампесино) создавал под его диктовку (вернее, создавали за него) разоблачительную книгу «Жизнь и смерть в СССР». Аналогичным способом была подготовлена книга бывшего деятеля Коминтерна Эудосио Ра-винеса «Путь Янаня». В эти же годы, кстати, издали свои воспоминания Э. Кастро Дельгадо («Я потерял веру в Москве», 1950) и X. Эрнандес («Люди, «сделанные» в Москве», 1952). Для руководства КПИ их траектория стала классическим примером сползания в предательство: эти сочинения нанесли немалый вред единству партии и охотно использовались франкистской пропагандой для разоблачения «пороков коммунистов».

Довольно подробно Хант рассказал об укреплении аппарата ЦРУ в Мексике, работавшего бок о бок с уже существовавшей плотной сетью агентов Гувера, «которые с начала второй мировой войны по декрету президента (Франклина Делано Рузвельта) превратили Латинскую Америку в протекторат ФБР». Усиление американских спецслужб в Мексике не прошло незамеченным для советского посольства. Например, только в июле 1950 года в страну прибыло более 250 офицеров разведки и контрразведки. Судя по всему, шла континентального масштаба охота на «атомных шпионов» советской разведки, благополучно выскользнувших из Канады и Соединенных Штатов.