Арсенал – Коллекция, 2012 №01

Но в целом нам с ними общаться не слишком разрешали. И предупреждали, что надо внимательно следить за своими словами и не болтать. Командиры инструктировали всех, что не надо распространяться о своих делах даже в разговорах с союзниками. Мы все понимали, такие приказы были вполне закономерны, дисциплина есть дисциплина.

Затем нас перебросили в Чехословакию, где мы участвовали в Пражской операции. После войны мне благодарные чехи вручили свою очень интересную награду – Чехословацкий военный крест. Правда, после Пражской весны 1968 года у меня в военкомате зачем-то потребовали документы на крест, я их отдал, а назад наградные бумаги мне так и не вернули. Ну и шут с ним. Хотя зачем они им понадобились, до сих пор не пойму. Здесь мы встретили конец войны.

– С какими немецкими танками чаще всего доводилось встречаться?

– Больше всего со средними T-IV различных модификаций, но в последнее время, начиная с Польши, у немцев пошли в основном «Тигры» и «Пантеры». С ними было трудно бороться, в лоб такой танк не возьмешь, поэтому мы их били по ходовой части. У нас имелись бронебойные снаряды, мы подпускали тяжёлые танки на расстояние до 400 метров. Это сейчас легко рассказывать, а на войне ты знаешь одно – если не ты его подобьёшь, так он тебя уничтожит. Обычно побеждал в противоборстве тот, кто первый выстрелит. Отчего так? Просто если ты в первый выстрел не совсем точно попал, то уже во второй раз корректируешь свой прицел с учетом погрешности. Если же заранее обнаружишь своё присутствие, и немецкие танкисты первыми откроют огонь, то чаще всего наши орудия подбивали.

– Большие были потери в части?

– Да. Особенно много мы теряли солдат при отражении контратак противника, когда они шли клином, впереди тяжёлые танки, а по флангам – средние.

При этом головной танк, стремился обнаружить и уничтожить наши противотанковые орудия, а шедший чуть позади танк помогал ему в этом. Тут нельзя не отметить, что немцы всегда очень чётко выбирали себе сектор обстрела. Но мы тоже были уже опытными, поэтому всегда старались хорошо замаскироваться.

– Как бы Вы оценили наше 76-мм орудие?

– У нас в батарее на вооружении находилась 76-мм дивизионная пушка образца 1942 года (ЗИС-3). Это неплохое орудие, но в последние годы войны немецкие танки стали для неё непростой мишенью. Поэтому гораздо более эффективным стало 100-мм полевое орудие БС-3, особенно нужное в борьбе против «Тигров» и «Пантер», но у нас, к сожалению, таких пушек не было.

– Как часто пополнялся боекомплект?

– Перед боем или наступлением мы всегда старались набрать побольше ящиков со снарядами. А дальше всё зависело от того, в каком районе мы вели боевые действия, а также как был организован подвоз. Если только чувствовали, что дороги не позволяют организовать регулярное пополнение боезапаса, нужно было экономить и рассчитывать только на те снаряды, что заранее взяли.

– Какие типы снарядов вы использовали?

– Против танков и бронетехники – бронебойные и подкалиберные, а когда немцы отступали, и их пехота бежала, то стреляли шрапнелью, чтобы она перед ними в воздухе разорвалась и накрыла пехоту. Такой способ приводил к более эффективному поражению личного состава. За всё время мне только один довелось использовать шрапнель по наступающей пехоте. Мы тогда подбили вражеские танки, а немцы всё равно пёрли вперёд – тут я по ним и дал шрапнелью. Здесь здорово помог командир орудия, он вовремя меня сориентировал, какой тип снаряда нужно заряжать и быстро дал команду подносчику, на какое расстояние надо установить взрыватель.

Артиллеристы меняют дислокацию в западную часть города Нейсе в Силезии. 1-й Украинский фронт, 1945 г. На переднем плане – 76-мм дивизионная пушка образца 1942 года (ЗиС-З).

Мигур Иван Иванович (современное фото)

– Кто отрывал окоп для орудия?

– Сам расчёт. Что уж говорить, такая работа была очень тяжёлая. К примеру, при прорыве немцами нашей обороны мы не успевали подготовить окоп, а просто подкапывали сошки, чтобы при выстреле орудие не сильно откатывалось. Иначе можно было потерять прицел, а в борьбе с танками противника каждая секунда дорогого стоит. А в обороне мы вырывали окопы и для орудия, и ровики для снарядов, и окопы для себя. За ночь должны всё это сделать. И замаскировать позицию. Непросто приходилось, но как-то справлялись.

– Как транспортировались орудия?

– Только гужевым транспортом. Автомобили мы не использовали, да они и не всегда смогут пройти по бездорожью. Этот момент тоже нужно понимать.

– С особистом в артиллерии сталкивались?

– Конечно же, он у нас имелся. Но только я с ними не контачил, очень не любил их после той истории с панибратством, когда меня чуть не арестовали по доносу.

– Что было самым страшным на войне?

– Видеть, как вражеская пехота идёт на твоё орудие врукопашную. У всех солдат белки глаз кровью наливаются, тогда становилось очень страшно. И единственное, что спасает – нужно быть быстрее противника. И все, иначе – смерть.

– Как кормили на фронте?

– Ну, здесь однозначно нельзя ответить. Если затишье, то все подвозили своевременно. Но случалось так, что банально не могли подвезти еду, или кухня заблудилась, или тылы отстали. Тогда сидели и день, а то и по двое суток без кормёжки. И такое бывало. Но тяжелее было не с едой, а с условиями жизни. Я за все годы на фронте не имел представления о том, как это, нормально поспать – всё время в окопах, всё время в одежде. И вшей кормили, и все, что хочешь, было.

– Как боролись со вшами?

– Если удавалось, то прожаривали одежду над костром, в ином случае, на остановке, или если где-то вставали на ночёвку, то всё снимали с себя и набрасывали на лошадей – ведь вши не переносят конского запаха, особенно лошадиного пота. Так и боролись, хотя, прожарка над костром, конечно же, была эффективнее.

– Пленных немцев видели?

– А как же не видеть! К концу войны они вели себя смирно, и сразу кричали: «Гитлер капут! Сталин гут!» Но настоящие нацисты смотрели на нас с пренебрежением. Я хорошо помню один момент в Чехословакии – мимо нас вели группу эсесовцев, в том числе и офицеров, очень высоких, с прекрасной армейской выправкой. И когда один из них увидел нас, артиллеристов, замызганных, разношерстно одетых, ему явно стало неудобно, что такие вот солдаты его победили. Тогда он окатил нас таким презрительным взглядом, будто мы совсем не люди, а навоз под его сапогами. Я же сказал своим солдатам в расчёте: «Ну и шут с ним! Пусть он как хочет себя ведёт, а всё равно под нашими автоматами в плен топает».