Арсенал – Коллекция, 2012 №01

– Кто командовал Вашим дивизионом?

– Капитан Иван Петрович Мартынов. Впоследствии, уже став майором, он перешёл на должность командира дивизиона в 313-й гвардейский артиллерийский полк нашей дивизии. И здесь в апреле 1945 года Иван Петрович получил звание Героя Советского Союза. Это настоящий офицер, настоящий Батя для нас, противотанкистов. На войне он больше всего на свете заботился об одном – о жизнях солдат. Знаю, что сейчас Иван Петрович Мартынов живёт в Москве. Хотел бы, пользуясь такой возможностью, передать ему низкий земной поклон по пояс. Большое Вам спасибо, Иван Петрович, за то, что сохраняли жизни своих подчинённых!

– С кем-то из старших командиров, кроме Ивана Степановича Конева, довелось встречаться?

– Так близко, как тогда, нет. Ну, было дело, однажды издали видал Георгия Константиновича Жукова, несколько раз видел Николая Павловича Пухова, командира 13-й армии, в состав которой входила наша дивизия. Но с ними я не разговаривал.

– Как относились в войсках к Сталину, партии?

– Хорошо. Как ни крути, а, всё-таки Сталин принял Россию с сохой, а оставил её с атомной энергией и космическими исследованиями.

– Как Вы встретили День Победы?

– мы были в Чехословакии. Конечно же, обрадовались, из всех видов оружия стреляли в воздух, друг друга обнимали. Одним словом, радовались, что в живых остались. На следующий день как раз планировали торжественную встречу с американцами, и тут тревога. Нас подняли в ружьё, и мы приняли участие в разоружении и захвате разрозненных частей СС и Русской освободительной армии генерала-предателя Власова. От борьбы с эсесовцами мы и после 9 мая 1945 года несли потери. Дело в том, что многие переодевались в гражданскую одежду или притворялись инвалидами, ходили с палочкой. Когда же мы их останавливали, то они зачастую оказывали вооруженное сопротивление. Так что потери были. А власовцы прорывались к американцам, но мы их останавливали и разоружали. Кстати, солдаты из 25-го танкового корпуса нашей 13-й армии захватили в плен и самого Власова.

Тогда говорили, что его нашли на полу автомобиля завёрнутым в ковер. В итоге благодаря оперативным действиям командования дивизии и армии большинство власовцев было задержано, так что они не смогли перейти к американцам.

После войны наш дивизион остановился в курортном чешском городе Карловы Вары. Здесь пошли разговоры о том, что дивизию должны были отправить на Дальний Восток. И действительно, мы погрузились в эшелон, но в Польше мне стало нехорошо после контузии, и меня направили в госпиталь, где меня снова лечили от контузии. При выписке предлагали остаться в Группе советских войск в Германии, но я наотрез отказался, так как хотел вернуться в родную дивизию. Только прибыл в часть, а мой дивизион уже расформировывался. Оттуда меня перевели в другую часть, затем направили на учёбу в артиллерийское училище, где я стал младшим лейтенантом. Демобилизовался в звании капитана, сейчас живу в Алуште.

Интервью и лит. обработка: Юрий Трифонов

Бегелъдинов Талгат Якубекович (фото военных лет)

Когда на фронт приехал дважды герой Советского Союза Михаил Одинцов, тогда он был замкомэска и комэск Пошивальников меня спрашивают: «Ты сколько налёта имеешь?» – «11 часов» – «Не густо…а летать то можешь?» – «Ну, вообще могу…» они с подозрением посмотрели на меня. – «Ну, ладно. Летать-то как… не забыл? У тебя всё же два месяца перерыв» – «Да, нет вроде бы» – «Ну, ладно завтра посмотрим».

Спарок в полку не было. Учили так. Пошивальников встал на крыло, склонился ко мне в кабину: «Давай газ, только не взлетай, когда я скажу, тут же убирай газ». Я даю газ, понеслась. Разогнался, хвост поднял. Он кричит: «Убирай газ!». Остановились, вернулись на исходную. Ещё раз давай. Три раза сделал… Я самолёт хорошо держал. Он мне говоит: «Ну, ладно, лети».Я взлетел, сел нормально. С тех пор начал летать.

Первый боевой вылет делал на самолёте с номером 13. А ведь мы лётчики суеверные… Моя прабабушка прожила 101 год. Она очень меня любила. Я уже в аэроклубе учился. Как- то раз пришел, а она говорит: «Сынок, я тебя научу молитве. Будет дождь идти, молния, прочитаешь, в тебя молния не попадёт, обойдёт тебя». Идём к самолёту, а я всё думаю: «что делать?». Вспомнил! Снаряд – это тоже молния, трассирующая молния. Прочёл эту молитву. И потом перед каждым вылетом её читал и был уверен, что снаряд в меня не попадёт, аллах сбережёт. И до сих пор читаю!

А вот лётчик-истребитель Шутт, тот никогда не полетит, пока тарелку не разобьёт. У нас в полку был лётчик Опрышко. Перед вылетом всегда штаны снимет, присядит и только потом летит. Без этого никак.

– Сколько вылетов прошло, пока вы стали ведущим?

– Вылетов 15-20, примерно так. Тогда считалось, что если 9 вылетов сделал -будешь жить. На седьмом вылете я сбил истребитель.

Мы девяткой под прикрытием восьми истребителей вылетели на деревню Глухая Горушка. Задание было несложное: атаковать артиллерийские позиции противника и левым разворотом через болото выйти за реку Ловать, на территорию, уже занятую нашими войсками. Набрали высоту полторы тысячи метров и пошли. На подходе к цели ведущему майору Русакову по радио доложили с КП, что над целью до шестидесяти истребителей противника на трёх ярусах: первый ярус патрулирует на высоте трёх тысяч метров, второй ярус – на высоте полутора тысяч метров и третий ярус на бреющем полёте в районе болота, куда мы должны направиться после атаки цели. Истребители противника верхнего яруса сразу же вступили в бой с нашими истребителями прикрытия.

Сходу сбили три самолёта из переднего звена. Русаков, штурмана полка, погиб. Жалко, хороший был человек.Крайнее левое звено атаковало цель и, петляя по перелескам, ушло. Наша тройка осталась одна. Ведущий старший сержант Петько подал команду приготовиться к атаке. В момент атаки он левый ведомый сержанта Шишкин были сбиты. Я остался один.

Атаковал Горушку, и, сделав левый разворот, вышел на бреющем полёте к болоту.

Тут впереди справа прошла пулемётная трасса. Пока соображал, что к чему, как ещё одна трасса прошла прямо над фонарем. Я стал маневрировать, стараясь уйти на свою территорию. Когда перешел Ловать, там наша территория. Думаю, если уж умру, то похоронят. Немц не отстаёт. Даже выпустил шасси, чтобы скорость уменьшить. У «ила» радиус виража меньше и на вираже я его подловил. Всадил хорошую очередь ему в брюхо, и он клюнул на нашей территории. Перед самой землёй лётчик выровнял машину и притёр её в сугробы. А я ушёл. Тогда слухи ходили, что наши летают на немецких самолётах. Я подумал, что может я своего сбил. Пойду, думаю, посмотрю. Развернулся. Лётчик из кабины вылез, а к нему уже солдаты бегут.