Рафаил Мельников - Эскадренный броненосец “Ростислав”. (1893-1920 гг.)

Весь путь, следуя движениям и сигналам ставшего головным “Пантелеймона” (куда временно перенес свой флаг начальник отряда), “Ростислав”, шедший вторым, а за ним – “Три Святителя” и “Память Меркурия” выполняли серию сменявших одна другую эволюций – поворотов и перестроений. Точность и чистота эволюций – этой своего рода корабельной строевой подготовки – первый показатель сплаванности кораблей отряда или эскадры, их готовности и в бою действовать умело и согласованно.

Около 8 ч вечера, после двухчасовой стоянки на Евпаторийском рейде, эволюции в море продолжили с закрытыми ходовыми огнями, и только в 11 ч 15 мин ночи, выполнив перед этим ряд коордонатов и перестроений из строя фронта в кильватерный и обратно, сделали поворот вправо й на траверзе Херсонесского маяка легли на Инкерманский створ.

После тревог, суеты и напряжения, в которых прошел весь день, в полумраке рубки на “Ростиславе”, по-прежнему шедшем за “Пантелеймоном”, воцарились тишина и спокойствие. Растворившись во тьме спустившейся над Крымом безлунной ночи, корабли не слышными тенями скользили по глади моря. Отряд вышел на “финишную прямую”, ведущую в глубь Севастопольской бухты, и теперь оставалось только проследить за точным совпадением створных огней, все явственнее проблескивавших из-за смутно угадывавшегося впереди “Пантелеймона”.

Ночь была непроглядная, и все внимание на корабле было сосредоточено на точности следования по створу и удержания своего места в походном строю. Надзор за курсом был строгий – в рубке были и штурман, и командир. О лодках и не вспоминали – что они могут сейчас увидеть через свой перископ?

Около полуночи (в 11 ч 27 мин по вахтенному журналу “Ростислава”) слева от курса где-то позади траверза “Пантелеймона”, в расстоянии 400-600 м увидели вспышку почти сразу погасшего белого огня. Все в рубке “Ростислава” решили, что такой огонь мог как и не раз бывало, принадлежать рыбачьей лодке. Корабль шел строго по створу, и командир для порядка приказал “влево не сдавать” и следить за огнем, чтобы разойтись с рыбачьей лодкой левым бортом. Но огонь потерялся, и рыбака считали уже оставшимся за кормой, когда новая вспышка совсем уже вблизи “Ростислава”, в каких-то двух-трех десятках мерах почти прямо впереди осветила почти целиком погруженный в воду силуэт подводной лодки, которая почему-то шла круто наперерез, словно пытаясь проскочить у корабля под носом.

Немедленно прозвучавшие команды – штурмана “лево на борт” (то есть поворот вправо) и командира “полный назад” – ничего уже изменить не могли. Державшая 12-уз скорость 10000-тонная громада корабля не успела даже замедлить ход, как острый бивень литого стального форштевня с легкостью, словно топор яичную скорлупу, рассек лодку надвое. На баке услышали скрежет раздираемого металла, но корабль, слабо вздрогнув, продолжал свой все еще неудержимый бег, и у борта все увидели как бы пытавшиеся удержать на поверхности агонизирующую подводную лодку, ее вращающиеся винты. Но что можно было сделать в те считанные мгновения, в течение которых лодка, а вернее, ее половина с боевой рубкой, прочертив бортом по броне корабля, камнем ушла под воду вблизи места его правого трапа. Тогда только, вспенивая воду и содрогаясь всем корпусом, корабль почувствовал действие начавших бешено вращаться на задний ход гребных винтов и начал терять скорость.

Превозмогая осознание ужаса столь обыденно и почти безмолвно произошедшей катастрофы и повинуясь высшим, усвоенным на уровне рефлекса велениям служебного долга, люди на мостике “Ростислава” действовали без малейшего промедления. Мгновенно прозвучали все нужные команды, и вот уже мрак и тишину ночи разорвали два сигнальных пушечных выстрела, включились ходовые огни, полетели за борт спасательные буйки, к талям дежурных вельботов и рабочего катера бросились вахтенные смены гребцов.

Лучи прожекторов пытались нащупать место катастрофы. Шлюпки, отвалив от борта, начали поиск людей с подводной лодки. Спасти удалось лишь одного человека. Им был подобранный шестеркой с “Памяти Меркурия” (он оказался ближе всех к месту катастрофы) мичман Аквилов. Во время атаки, выполнявшейся в полуподводном положении, он стоял на крыше рубки, откуда и командовал через временную переговорную трубу. Таранный удар отбросил мичмана далеко в сторону от лодки, и он чудом не попал под винты “Ростислава”. Иная судьба была уготована остальным. Запертые в отсеках (рубочный люк также был задраен), оглушенные страшным ударом и захлебнувшиеся в мгновенно поглотившей их морской пучине, люди должны были погибать мученической смертью.

Всю ночь “Ростислав” – невольный виновник катастрофы – оставался у места гибели лодки. Люди не могли расстаться с надеждой, что кто-то, может быть, уцелел в отсеке и дышит остатками сохранившегося воздуха. Ведь воздух был и в резервуарах торпед… Все торопили время, ожидая рассвет и помощь из Севастополя. Огромный корабль, сосредоточие всех технических и научных свершений человечества, был бессилен что-либо сделать для спасения людей на затонувшей лодке.

Сколько еще произошло с того времени драматических или нелепых, леденящих душу катастроф, и во всем, что о них известно, однообразно повторяется одна ужасающая деталь-все боевые корабли, сколько бы ни были для своего времени совершенны и как бы скоро ни подоспели они к месту катастрофы – все они одинаково бессильны помочь спасению людей с затонувшей подводной лодки. И сколько бы ни изощрялся ум человека, придумывая новые средства спасения людей из-под воды – а их немало (сигнальные буи с телефоном, тубусы в отсеках, индивидуальные дыхательные аппараты, шлюзовые и всплывающие камеры, спасательные колокола и самоходные подводные аппараты) – как правило, все они лишь представляют подводнику дополнительный шанс спасения самостоятельно или – в редких случаях – с помощью специальных уникальных судов. Обычные же надводные корабли и сегодня также не могут помочь спасению людей из-под воды, как не мог сделать это и “Ростислав” в 1909 г.

И все же в условиях того времени было сделано почти невозможное. Еще до подхода спасательных средств из порта гребные барказ и рабочий катер “Ростислава” тяжелым пеньковым тралом захватили на грунте лодку, штурман секстантом определил ее точное место, и на грунт в глубину ушел вызвавшийся добровольцем (57-м глубина гибели лодки превосходила все допустимые тогда нормативы) водолазный унтер-офицер “Ростислава” Конон Кучма. 22 минуты он с риском для жизни обследовал опутанную тралом лодку и подтвердил худшие предположения – все 20 человек экипажа и возглавлявший выход “Камбалы” начальник отряда капитан 2 ранга Н.М. Белкин – погибли.