Владимир Поликарпов - Русская военно-промышленная политика. 1914—1917. Государственные задачи и частные интересы.

Помимо задач, имевших острое внутриполитическое значение, военно-промышленная деятельность государственного аппарата определялась также представлениями верхов о перспективах сотрудничества с союзниками.

Видя цель войны в овладении турецкими проливами, правители России ожидали противодействия со стороны союзников в момент «дележа добычи», когда мог повториться провал всех усилий, как уже случилось на Берлинском конгрессе после военной победы над Турцией. Еще тогда, в 1878 г., задача готовиться к военному реваншу за дипломатическое поражение была ясно и открыто поставлена: «Это не мир, это перемирие, война впереди… скорее, скорее готовьтесь к войне… Война будет решительная. Не только Восток, не только славянство, но и Россия будут ставками этой неизбежной и скорой игры» {691} 691 См.: Адо В.И. Берлинский конгресс 1878 г. и помещичье-буржуазное общественное мнение России // Исторические записки. 1961. Т. 69. С. 140, 119–120. . В августе 1914 г., когда еще шла мобилизация, ГАУ доказывало необходимость усиленных заказов на боеприпасы тем, что эти снаряды будут больше нужны в конце войны, чем в начале, — для успеха в «дележе» добычи победителями {692} 692 Маниковский А.А. Указ. соч. Ч. 3. С. 149–150. Так выразился Смысловский на заседании Военного совета 14 августа 1914 г. (РГВИА. Ф. 962. Оп. 2. Д. 137. Л. 119. Записка Смысловского «О довольствии действующей армии в текущую войну боевыми припасами», 18.1.1917). . План войны, выработанный в Морском генеральном штабе, предусматривал овладение проливами вопреки противодействию не только Германии, но и Англии: «Пока Германия не разгромлена или, по крайней мере, не разгромлен ее флот, Англия… не сможет силою остановить нас в нашем стремлении овладеть проливами и Константинополем. Как только же разгром германского флота станет совершившимся фактом, она это непременно сделает». Неудивительно, что в МГШ в начале войны «видное лицо» высказывало надежду на столкновение британского и германского флотов, да такое, «чтобы от германского флота и дребезгов не осталось и чтобы от английского остались одни дребезги» {693} 693 Цит. по: Игнатьев А.В. Незавершенный этап. К истории русско-английских переговоров 1914 г. // История СССР. 1960. № 3. С. 113; Лопухин Б.В. Записки бывшего директора департамента Министерства иностранных дел. СПб., 2008. С. 261–262. . В ноябре 1914 г. И.Г. Щегловитов, Н.А. Маклаков и М.А. Таубе внесли в Совет министров записку, в «в духе старой русской политики», привычной к «традиционному британскому вероломству». Они ставили вопрос о недоверии полученным «британским устным уверениям», обещаниям отдать Константинополь и проливы и о необходимости самим позаботиться о действенной «гарантии» в виде «возможно скорого завладения нами турецкой столицей с обоими проливами». Записка была представлена Горемыкиным Николаю II и «препровождена на усмотрение верховного главнокомандующего» {694} 694 Таубе М.А. «Зарницы». Воспоминания о трагической судьбе предреволюционной России (1900–1917). М., 2007. С. 183–184. . [183] После возмущения, вызванного оглаской этого шага в Думе как акта прогермански настроенных сил, Таубе, признавая сам факт внесения записки трех авторов в Совет министров и в «высокие сферы», пытался представить ее как записку «об основных задачах нашей внутренней политики» в условиях войны (см. его письмо в редакцию: Речь. 1916, 9 марта). Вопросы внутренней политики в ней затронуты, но в целом содержание записки касалось именно международных отношений, как это видно из конспекта и цитат, приведенных B.C. Дякиным (Дякин B.C. Национальный вопрос во внутренней политике царизма. СПб., 1998. С. 403–404).

Авторы записки указывали на реальную проблему, о существовании которой свидетельствовал со своей стороны руководитель британского внешнеполитического ведомства Эд. Грей. В лондонском Кабинете министров он говорил об опасности того, что если не исполнить требование министра иностранных дел С.Д. Сазонова о формальном обязательстве отдать проливы, то «консерваторы-германофилы, подобные Витте, убедят царя» не доверять Англии, поскольку «целью британской политики всегда было не допускать Россию в Константинополь и проливы». «Разумеется, такова и поныне наша политика», — признавал Грей. В том же ракурсе рассматривал эту проблему Г. Китченер. У руководителей британской внешней и военной политики не вызывало сомнений, что, как только свершится разгром Германии, Россия займет ее место в роли первостепенного противника. В секретной записке 6 марта 1915 г.

Китченер связывал этот грядущий поворот событий с моментом, «когда придет время мирного урегулирования и встанет вопрос о разделе Азиатской Турции». Тогда возобновятся «прежняя вражда и соперничество, которые приглушены» сейчас, и «мы можем оказаться во вражде с Россией». Надо уже теперь осмотрительно расходовать свои силы в боевых действиях во Франции, указывал Китченер, чтобы к окончанию войны с Германией «наши интересы были обеспечены наилучшим образом». Генерал-квартирмейстер британского Генерального штаба Ч. Колуэлл также исходил из того, что «в будущем возможна война с Россией», о чем и заявлял на заседании комитета М. Бунсена (по Турции) 13 апреля 1915 г. {695} 695 Цит. по: McMeekin S. The Russian Origins of the First World War. Cambridge (Mass.), 2011. P. 176, 195; Doughty R.A. Pyrrhic Victory. French Strategy and Operations in the Great War. Cambridge (Mass.), 2005. P. 139; Simkins P. Kitchener and the Expansion of the Army // Politicians and Defence. Manchester U.P., 1981. P. 97; Neilson K. Strategy and Supply. P. 360.

В феврале 1915 г. Генеральный штаб в Петрограде получил телеграмму из США от военного агента Н.Л. Голеевского. Тот предлагал «принципиально решить, безопасно ли ко времени заключения мира иметь пополнение наших боевых припасов в руках Англии». Но его совет запоздал: Военное министерство уже было занято исполнением повеления царя привести в порядок боевые припасы «ко дню заключения мира». Повеление было сообщено военному министру 15 декабря 1914 г. {696} 696 РГВИА. Ф. 2000. Оп. 2. Д. 2284. Л. 92; Ф. 29. Оп. 3. Д. 720. Л. 298; Сидоров А.Л. Экономическое положение России. С. 22. и рассматривалось «как общее предуказание».

Известны обстоятельства, вызвавшие столь важное повеление Николая II. Союзническим военным представителям в Ставке было заявлено, что действия русских войск застопорились из-за нехватки винтовок и снарядов. 4 (17) декабря и французскому послу Верховный главнокомандующий «с горем» сообщил, что вынужден приостановить операции вследствие того, что израсходованы все запасы снарядов. Николаю II, прибывшему в Ставку 13 декабря после поездки по фронтам, английский военный представитель X. Вильяме нажаловался на медлительность ГАУ в переговорах с группой канадских предпринимателей, готовых поставлять снаряды, и царь вызвал для объяснений Смысловского. Явившись в Барановичи 15 декабря, Смысловский доложил, что «интересующий Ставку контракт уже заключен 12 декабря» {697} 697 История с этим контрактом, получившая далее еще более скандальный оборот, освещена в статье: Neilson К. Russian Foreign Purchasing in the Great War: A Test Case // The Slavonic and East European Review. Vol. 60. № 4. Oct. 1982. См. также: Сидоров А.Л. Экономическое положение России. С. 261. . «Попутно» же «я указал генералу Янушкевичу, — рассказывал Смысловский на следствии, — на необходимость получения хотя каких бы то ни было определенных предначертаний о том количестве патронов, какое подлежало впредь заготовлению. Результатом этого доклада и было сообщенное по телеграфу высочайшее предуказание» заготовить к концу военных действий по 2000 снарядов на орудие {698} 698 РГВИА. Ф. 962. Оп. 2. Д. 137. Л. 158–160. Показания Смысловского, 18.1.1917. .