Владимир Поликарпов - Русская военно-промышленная политика. 1914—1917. Государственные задачи и частные интересы.

Здесь, как и в примере с Балтийским заводом, правительство проявило готовность в какой-то мере учесть «интересы частных лиц», а когда акционеры не согласились на 8%, привело в действие свое «формальное право» кредитора. И на этот раз, в отличие от опыта с Обуховским заводом, удалось проделать экспроприацию без судебной тяжбы и с минимальными издержками.

Таким образом, правительства трех последних императоров испытали разные способы экспроприации промышленных предприятий. Сановники вдумчиво и осторожно пользовались «европейскими» нормами, стараясь по возможности воздерживаться от идеологически, казалось бы, обоснованного откровенно репрессивного подхода к правам недобросовестных или неспособных партнеров. Опытным путем удалось выработать настолько совершенную процедуру отъема, что явного вторжения в собственнические права не требовалось: чуть ли не само собой выходило, что собственник так или иначе утрачивал свое право (продавал свои паи или акции, оказывался банкротом), и его завод переходил к казне. Не получилось, правда, с Обуховским заводом: пришлось дорого заплатить собственникам.

По сравнению с этим ограничения, касавшиеся надельных крестьян, выглядят более существенным нарушением прав собственности: в их имущественном праве, сословном по социальному качеству, изначально отсутствовало по меньшей мере одно из трех основополагающих, с точки зрения классической теории, начал собственности (владение, пользование, распоряжение): свобода распоряжения своим имуществом. «Личный собственник, по смыслу закона, властен распоряжаться своей землей… он может прикупить себе земли, может заложить ее… может, наконец, продать ее», — разъяснял права крестьянского сословия Столыпин. Но тут же напоминал, что установлены и «известные ограничения» и «стеснения»; «и мы, гг…. ограничения эти сохраняем: надельная земля не может быть отчуждена лицу иного сословия; надельная земля не может быть заложена иначе, как в Крестьянский банк; она не может быть продана за наличные деньги; она не может быть завещана иначе, как по обычаю» {760} 760 Столыпин П.A. Полное собрание речей в Государственной думе и Государственном совете. М., 1991. С. 176–177. Речь в Думе, 5.XII.1908. . Не только продать по своему усмотрению, но и вообще как-либо расстаться со своим имуществом (наделом) крестьянину мешали, по закону, юридические рогатки, далекие от коренных принципов «римского» права (вплоть до запрета реализовать свое намерение, свою волю отказаться владеть имуществом).

Но и в отношении собственников промышленных заведений тот же принцип свободы распоряжения имуществом подвергался ограничению — по национальному и вероисповедному принципам. В 1870–1880-х годах правительство постепенно распространяло на все акционерные компании запрещение допускать участие евреев (как и иностранцев) в управлении предприятием. Кроме того, лицам иудейского вероисповедания не разрешалось участвовать в капиталах предприятия, если у него свыше 200 десятин (или если оно арендует эту землю на срок более 12 лет). Всё новые ограничения по составу акционеров и администрации распространялись постепенно на другие категории акционерных компаний, что привело к громким скандалам после оформления совокупности стеснений в виде специальных секретных правил, утвержденных Николаем II 18 апреля 1914 г. Совет министров 24 мая 1916 г. фактически отклонил более либеральный в этом вопросе проект «Нормального устава», подготовленный в Министерстве торговли и промышленности для упрощения процедуры регистрации новых компаний {761} 761 См.: Шепелев Л.Е. Акционерные компании в России. Л., 1973. С. 122–125; Власть и реформы. СПб., 1996. С. 561–562; ОЖСМ 1916. С. 223–224, 184–186. . Центральный пункт секретных правил 1914 г., казавшийся промышленникам и банкирам неприемлемым (право акционерного общества владеть не более чем 200 десятинами земли, иначе евреев из администрации — вон), неуклонно соблюдался. В этом отношении на «еврейском» направлении еще до войны были предвосхищены те достижения правовой мысли, что были вскоре обращены против «неприятельских» собственников. В довоенное время правительство опасениями за безопасность военных предприятий объясняло ограничения, направленные против участия немцев в капитале и администрации заводов, поставлявших порох и взрывчатые вещества, однако было вынуждено идти на уступки, делая исключения, либо пыталось влиять на собственников, выставляя фильтрацию личного состава условием предоставления казенных заказов. При этом было вполне осознано, что всякие такие меры вредят приливу в отрасль иностранных капиталов («затрудняют реализацию складочного капитала») — при недостатке русских. Но с созданием под Самарой новых казенных заводов у военных властей прибавилось уверенности, и в 1910 г. явилось убеждение в том, что затруднение с приливом капиталов «едва ли может иметь существенное для интересов государства значение», так как теперь, пополняя боевые запасы, военное ведомство «в состоянии будет удовлетворять свою потребность во взрывчатых веществах собственными средствами, не прибегая к услугам частной промышленности» {762} 762 ВПР. Т. 1.С. 374–377. .

Новые возможности усечения прав собственности открылись с началом мировой войны, когда образовалась еще одна категория неполноправных собственников — неприятельские подданные. Но репрессии распространялись и на «русских подданных из германских, австрийских или венгерских выходцев», и на «бывших подданных Германии, Австро-Венгрии или Турции, а равно их потомков». Исключение делалось для «лиц, удостоверивших… свою принадлежность к православному исповеданию» до 1914 г. или «к славянской народности» по крови, от природы {763} 763 СУ. 1915. 20 декабря. № 366. Ст. 2749. . [199] Циркуляром МВД в начале ноября 1916 г. предписывалось удалять «неприятельских выходцев» со службы в акционерных обществах, имеющих право приобретать внегородскую недвижимость (Линдеман К.Э. Прекращение землевладения и землепользования поселян-собственников. Указы 2 февраля и 13 декабря 1915 г. и 10, 15 июля и 19 августа 1916 г. и их влияние на экономическое состояние южной России. М., 1917. С. 105). Слово «выходцы», употребленное в указе в применении к русским подданным, сильно озадачило пунктуального немца (Там же. С. 17, примеч. 2). Как видно из доклада Министерства внутренних дел Совету министров от 10 октября 1914 г., сущность поставленной себе правительством задачи сводилась к «необходимости вновь [200] В 1874 г. колонисты-немцы были переименованы в «поселян-собственников» и на них было распространено общее положение о крестьянах и закон о воинской повинности. «Резкий перелом во всех предыдущих взглядах правительства» на «германскую угрозу» в землевладении произошел, по утверждению МВД, с 1885 г., когда была образована «для исследования вопроса» особая комиссия, и эту линию правительство лишь временно ослабило в 1905 г., но с 1910 г. оно было «вновь озабочено» этим вопросом, избегая, по внешнеполитическим соображениям, упоминаний в официальных документах (ГАРФ. Ф. 596. Оп. 1. Д. 55. Л. 2–4). В 1910–1912 гг. при министрах внутренних дел П.А. Столыпине и А.А. Макарове правительство дважды вносило в Думу законопроект об ограничении немецких колонистов в правах владения и пользования принадлежащими им землями, о лишении прав внегородского землевладения (покупка, аренда, наследование) всех лиц иностранного происхождения и немецких поселян в трех западных губерниях (Киевской, Волынской, Подольской; затем была добавлена Бессарабская) и оба раза до обсуждения забирало его назад «для дальнейшей его разработки»; она как раз и закончилась изданием указа 2 февраля 1915 г. Подробно история вопроса и практика применения репрессивного законодательства изложены в указанной работе профессора Петровской сельскохозяйственной академии (на 1917 г. — «бывшего») К.Э. Линдемана. юридически обособить иностранных поселенцев — русских подданных… в смысле… сужения их гражданских прав», так, чтобы в конечном счете «германское» землевладение было «до возможных пределов ликвидировано». Предполагалось, что имущество будет не отобрано у «немцев» безвозмездно, а «приобретено на условиях, напоминающих общий порядок принудительного отчуждения для государственных целей» {764} 764 Линдеман К.Э. Указ. соч.; Соболев Г.Л. Тайный союзник. Русская революция и Германия. 1914–1918. СПб., 2009. С. 64–65. . В случае, если бывший владелец не соглашался с заниженной, по его мнению, оценкой переходящего к Крестьянскому банку имения, он мог жаловаться, но не в суд, а в Сенат, где дело разрешалось «окончательно» {765} 765 СУ. 1915. 20 дек. № 366. Ст. 2749. . Совет министров с удовлетворением отмечал, что тем самым «интересы собственника находят себе полное ограждение», и в то же время — что таковое обжалование будет, «как сказано, бесцельным» {766} 766 ОЖСМ 1915. С. 517–519. . Действительно, к тому времени Сенат представлял собой послушное орудие правительства и «способствовал проведению правительственных планов, расходящихся с законами… создавая новые толкования ранее имеющихся актов, противореча собственной ранее сложившейся практике, но открывая пути новым правовым решениям» {767} 767 См.: Правилова Е.А. Административная юстиция в пореформенной России // Санкт-Петербургское научное общество историков и архивистов. Ежегодник. СПб., 1997. С. 190–192; Ковальчук М.А., Тесля А.А. Указ. соч. С. 16–17. .