Алексей Емельянов - Казаки на персидском фронте (1915–1918)

Недовольное политикой правительства, воинственное племя «дженгели» не признает ни центральных властей, ни местных. У них вооруженная сила – свыше тысячи всадников, симпатии населения, сколько угодно продовольствия, и они хозяева положения всей области. Правительство прекратило войну с Кучик-Ханом, так как это было напрасной тратой и людей и денег. Дженгелийцы мало беспокоили русских. Англичан ненавидели. Уже после ухода наших войск из Персии, когда пришли англичане, Кучик-Хан объявил им войну, а «лесные братья» дали обет не стричь голов и не брить бород до тех пор, пока на родной земле останется хотя бы один англичанин. Я видел «лесных братьев» в конце тысяча девятьсот восемнадцатого года. За восемь месяцев войны с англичанами у них так отросли волосы, что они имели вид диких людей.

От Рустам-Абада до Менджиля не более двадцати верст. Дорога лежит на огромной высоте обрыва, и с крутизны видно, как внизу узкой белой лентой вьется легендарный Сефид-Руд. Река очень широкая при самом впадении в Каспий у Энзели, настолько широкая, что по неведению устье ее принимаешь за естественный залив бухты Мурдаб.

С моря, говорит легенда, на челнах пришли русые воины. Они поднялись по течению Сефид-Руда вверх в горы и прошли очень далеко, до того самого места, где истоки реки. А здесь, у истоков, горы чуть не до самых небес и начинаются три страшные дороги ущельями. Челны пришли сюда с Волги, прошли море и сто верст по серебряной реке неведомой страны. Русые воины не встретили никакого войска. Испугался Стенька Разин, ибо это был он, величавой тишины гор на чужой земле, убоялся он отсутствия неприятельского войска, ибо решил, что его невидимый враг в ловушку заманить хочет, и решил повернуть челны обратно к морю. В один день и в одну ночь, говорит легенда, домчали волны Сефид-Руда русых воинов до моря.

У Менджиля горы как будто остановились в раздумье, а потом отдельными группами, толпами горных массивов направились в три разные стороны.

Отсюда, говорят, Стенька Разин повернул в Россию.

Мы в Менджиле, на полпути до Казвина. У дороги глинобитное строение – караван-сарай; здесь же чайная: чай-хана.

У скал прилепился городок. Но какой сильный ветер!..

– Вы знаете новороссийский норд-ост? Это пустяки в сравнении с ветром в Менджиле.

В переводе с местного языка [25] В этом районе Персии население говорит на турецком наречии. Менджил обозначает – тысяча ветров. Ветер здесь дует из многих ущелий, образуя грандиозный сквозняк. За время моей жизни в Персии приходилось бывать и проезжать мимо Менджиля десятки раз, и я не помню, когда бы не дул этот ветер. Весной и летом он дует слабее; его легче выносить, вероятно, потому, что погода лучше. Но осенью и зимой тяжело. Вы в Менджиле всего несколько часов, но уже чувствуете необъяснимое беспокойство. Вы раздражаетесь по пустякам, а потом начинается тоска…

Не любил я Менджиля. Редко кто здесь засиживался, а если мимо проходили войска, то не любили устраивать здесь дневки. По необходимости лишь ночевали.

На всем пути от Энзели до Казвина, да, пожалуй, и далее до Хамадана и Керманшаха, деревни или заставы Энзели-Тегеранской дороги расположены одна от другой примерно в 20–30 верстах. Это расстояние как раз и составляло обычный дневной переход пехоты. Проходящие эшелоны приурочивали свой отдых, ночлег или дневку, к придорожным деревням и заставам.

В Менджиле уже нет растительности, из-за ветра. Только у городка, в лощинах, судорожно цепляясь за голые скалы, торчат кусты и деревья. Их зелень немного оживляет общий мрачный вид. За Менджилем, почти до самого Казвина, – горы.

Тоскливый, зловещий Ляушан. Полное отсутствие всякой жизни. Ни людей, ни птиц, ни животных. Здесь нет воды, оттого и жизни нет. Вода только в самом Ляушане. Впрочем, это только застава; нельзя же принять несколько жалких глинобитных построек за деревню.

Я очень люблю горы. Вспоминаю величественный Кавказский хребет с его гигантами Эльбрусом и Казбеком, помню зубчатые вершины Тироля, нежные краски горных альпийских массивов, но нигде, кроме Персии, я не видел такой скульптурности горных групп. За несколько десятков верст с перевала через огромное плато уже видны новые цепи гор; они видны как-то сразу, с нескольких сторон, – редко доминирует один горный кряж, – чаще всего их несколько сразу уходит вдаль, как будто бы рядом. Отдельные горы тоже видны как будто одновременно со всех сторон, и кажется, что все это нарочито создано невидимой гигантской рукой и поставлено высоко, чтобы вы могли видеть. Горы Персии – преимущественно известковые и меловые. Совершается вековой процесс. Мягкий состав горных пород подвергается выветриванию. В веках образуются осыпи. Оседают на склонах, у подножий, заполняют ущелья. Горные громады иногда зарываются в осыпи. Резкие очертания их постепенно исчезли, горы в веках становятся ниже. У Юзбаш-чая особенно странные голые горы – синие, зеленые, красные, многоцветные, больные. Неприятно смотреть. Как будто на земле или выросли красно-гнойные нарывы, или обнаружилась гангрена, которой свойственны особые, необыкновенные оттенки цветов. Горы эти – вулканического происхождения. В Персии много пород угасших вулканов новейшего времени. Некоторые из них, – еще в периоде сольфаторной деятельности – выделяют пары, горячую минеральную воду, в виде массы источников. На северо-западе Сехен и Савалан, Хазар-Кух близ Кермана, Демавенд. Краски горных пород у Юзбаш-чая – окиси железа, меди, свинца и других минералов. Они выбиваются из недр земли наружу, как будто нарочно, чтобы заявить о себе человеку. В этих горах все – золото, драгоценные камни, нефть, руды, уголь и мрамор. За годы моего пребывания и путешествий по дебрям Персии я много раз видел и мрамор, и руду, и уголь, пластами выходящие на поверхность земли. Один только раз – недалеко от Рудбара – я видел примитивную попытку брать чуть ли не с самой поверхности каменный уголь, – как наш антрацит. Обработка металлов – в зачаточном состоянии… Иностранцы производили горные изыскания, – особенно англичане и русские, – и установили наличность значительных богатств в различных местах этого плоскогорья.

К Казвину горы уменьшаются, переходят в холмы. Город стоит на равнине. Казвин, как и все персидские города, не похож на привычные для нашего взгляда европейские, в частности русские города. Общий фон – однообразный глиняный цвет. Дома из глины, изредка из камня или кирпича. В один этаж, иногда в два, а если в два, то это почти незаметно, – уж очень низки эти этажи. Издали, когда приближаешься к городу, кроме многочисленных и невысоких минаретов, ничто не возвышается над общим уровнем городских однообразных построек. Городу предшествуют сады. Не только Казвину, а всякому городу. Сады отдельно, а город отдельно. Прежде чем попасть в город, вы долго, несколько верст будете ехать или идти по садам, прекрасным тенистым садам, широко раскинутым по обеим сторонам главной дороги – шоссе или грунтовой. Здесь много воды, здесь сложная система искусственного орошения; небольшие каналы-арыки, которые и орошают почву, дающую такую густую растительность. Вода – с гор, от тающих снегов или речная… Реки в Персии скованы горами. Они быстры, порожисты, мелководны Единственная судоходная река – Карун, да и то на небольшом участке. Персидские реки в плену у гор. Они немощны прорвать горные цепи и вырваться на свободу – к морю. Только один Сефид-Руд разорвал все преграды и свободно течет по нижней равнине Гиляна к самому морю. Жадное солнце сушит персидские реки, – вода испаряется.