Владимир Антонов - Женские судьбы разведки

Выполняя задание Дейча, Филби как-то пригласил Дональда к себе домой. В ходе беседы он выяснил, что его друг намерен после окончания Кембриджского университета устроиться на работу в МИД Англии и, несмотря на это, оставаться активным коммунистом. В то же время оказалось, что пока Дональд не представляет себе, в чем будет заключаться его активная коммунистическая деятельность.

– Если ты будешь продавать среди дипломатов коммунистическую газету «Дейли уоркер», то не думаю, что долго там продержишься, – заметил Филби. – Но ты можешь вести там специальную работу.

Эти слова друга заинтересовали Дональда, который попросил пояснить, о какого рода работе идет речь. Филби в самых общих чертах пояснил, что Дональд может передавать советским друзьям полезную для СССР и Коминтерна информацию, почерпнутую из документов МИД Великобритании. Он заверил своего друга в том, что люди, с которыми он связан, «занимают очень важные посты и работают в очень серьезной организации». Дональд без колебаний согласился оказывать помощь Советскому Союзу, обещав держать в тайне это сотрудничество.

Эта беседа состоялась в середине августа 1934 года. Позже, касаясь работы по перспективной агентуре, лондонская нелегальная резидентура в одном из писем в Центр подчеркивала:

«Идея вступления в “тайное общество” была очень привлекательной для молодых людей, мечтавших о лучшем мире и героических подвигах. По складу ума и взглядам они очень напоминали молодых русских декабристов прошлого столетия и внесли в советскую разведку подлинный пыл неофитов и веру в идеалы».

Выдающийся советский разведчик Джордж Блейк, вспоминая о своем друге Дональде Маклейне, позже рассказывал:

«Решение Маклейна служить Советскому Союзу нельзя рассматривать иначе, как на фоне великой экономической депрессии 1930-х годов и нарастающей угрозы нацизма, исходившей главным образом от гитлеровской Германии. Он принадлежал к высшему английскому обществу, и его ожидала блестящая карьера в государственных учреждениях Британской империи. Однако он, как и его товарищи по “Кембриджской пятерке”, глубоко переживал вопиющее экономическое и социальное неравенство, которое видел вокруг себя. Они были своего рода “английскими декабристами” и верили, что только учение Ленина и дисциплина Коминтерна смогут избавить Анлию от этих бед, мобилизовать силы социализма на борьбу с нацистскими штурмовиками».

В Центр было доложено об успешной вербовке Дональда Маклейна. Однако Лубянка не спешила санкционировать включение его в агентурную сеть. В ответной телеграмме говорилось: «От прямой связи воздержаться до проверки и выяснения его возможностей. Использовать пока его через “Зенхена” (псевдоним Кима Филби. – Примеч. авт. )».

Такое указание Центра диктовалось соображениями конспирации. Начальник внешней разведки Артузов опасался, что Маклейн не утратил связей с компартией и может попасть в поле зрения контрразведки в связи с предстоящим устройством на работу в МИД Великобритании.

В октябре 1934 года резидентура установила прямой контакт с Маклейном. В телеграмме в Центр резидент сообщал: «С “Вайзе” мы связались. Он совершенно прекратил свои связи с “земляками” (так в оперативной переписке именовались тогда коммунисты) и стал членом общества высших кругов. Его связи исключительны и, возможно, он получит хорошую должность».

Тем временем Маклейн готовился к экзаменам на государственную службу. Мать Дональда хлопотала перед коллегами покойного мужа о том, чтобы они оказали ему протекцию, необходимую для приема на работу в МИД. Она заручилась поддержкой лидера консерваторов и премьер-министра Великобритании Стенли Болдуина, который являлся другом семьи Маклейнов и написал рекомендательное письмо. Сам Дональд Маклейн успешно сдал экзамены, необходимые для поступления в МИД, и прошел соответствующие собеседования.

Понимая, что во время неформальной беседы в Форин оффисе неизбежно встанет вопрос о его принадлежности к компартии, резидентура отработала с Маклейном линию его поведения. Когда ему на самом деле был задан соответствующий вопрос, он ответил: «У меня действительно были такие взгляды, и я еще не вполне от них отделался». Искренность кандидата на работу в МИД Англии произвела благоприятное впечатление на членов комиссии, председатель которой Ричард Четфилд был другом отца агента. Комиссия рекомендовала кандидатуру Маклейна для зачисления в штат министерства.

Впрочем, «полноценным» агентом» Маклейн стал после того, как Центр убедился в том, что он располагает интересующими Москву разведывательными возможностями. В октябре 1935 года Маклейн был принят на работу в МИД Великобритании, а в Москву была направлена фотокопия письма министра иностранных дел лорда Саймона, в котором тот официально извещает агента о том, что он зачислен в штат сотрудников Уайт-холла.

Давая характеристику «Вайзе», Арнольд Дейч писал в Центр:

«“Вайзе” – другой человек, чем “Сынок”. Он проще и увереннее. Он высокий, красивый парень (рост – 190 см) и производит приятное впечатление. Он это знает, но не злоупотребляет этим…

Он пришел к нам из честных убеждений: интеллектуальная бессодержательность и бесцельность жизни буржуазного класса, к которому он принадлежал, его оттолкнула.

Он много читал, умен, но не так глубок, как “Сынок”. Он скромен и с детства привык к скромному образу жизни, так как его отец хотя и был министром, но богатым человеком не был… Он сдержан и скрытен, редко показывает свой энтузиазм или восхищение.

“Вайзе” честолюбив и не любит, когда ему доказывают, что он допустил ошибку. Он смелый человек и готов все для нас сделать. Но ни он, ни “Сынок” пока не знают, для какой организации они работают. Мы лишь сказали им, что это для партии и Советского Союза».

Назначение Маклейна на должность 3-го секретаря Западного отдела МИД Великобритании открыло ему, и, следовательно, советской разведке, доступ к секретным документам и докладам, касающимся политики Англии в Нидерландах, Испании, Португалии и Швейцарии, а также к переписке, касающейся Лиги Наций. Вскоре, благодаря дружбе с одним из высокопоставленных сотрудников отдела, Маклейн стал информировать Лубянку о политике Лондона в отношении нашей страны. Его дружба со знакомым по Кембриджу Тони Рамболдом, сыном британского дипломата сэра Гораса Рамболда, открыла советской разведке доступ к информации об отношениях Великобритании с Францией, Германией и Бельгией.

В марте 1936 года резидентура сообщает в оперативном письме начальнику внешней разведки А. Слуцкому, сменившему на этом посту А. Артузова: «Истекшие несколько месяцев показали, что “Вайзе” пользуется свободным доступом ко всем документам, проходящим через его отдел. Обнаружилась весьма благоприятная обстановка для изъятия документов и их фотографирования».