Арутюн Улунян - Балканский «щит социализма». Оборонная политика Албании, Болгарии, Румынии и Югославии (середина 50-х гг. – 1980 г.)

Изначально ОВД позиционировалась советской стороной как военно-политический блок европейских коммунистических стран, не подлежащий расширению в «проблемных» направлениях, к числу которых относилось дальневосточное [11] Так, в частности, во время происходивших на протяжении 50-х гг. обсуждений в руководстве ОВД по вопросу об участии Монголии в этом блоке, часть его членов, включая СССР, высказывали опасения в связи с фактом расширения зоны ответственности пакта и высокой степенью вероятности вступления в прямой конфликт с Западом в азиатском и дальневосточном регионах уже на уровне межблоковой конфронтации ОВД-НАТО. . Ситуация, складывавшаяся внутри пакта, представляла серьезный интерес для его оппонента в лице НАТО и ведущей силы Североатлантического альянса – США [12] The Tie that Binds – Soviet Intrabloc relations. Feb 1956 to Dec 1957. (Reference' titles: CAESAR VI-A and VII-58). 29 July 1958. Soviet Staff Study. Office of Current Intelligence. Central Intelligence agency. – http://www.foia.cia.gov/CPE/CAESAR/caesar-21.pdf . Именно поэтому взаимоотношения между членами каждого из противостоявших блоков серьёзно влияли на их позиции в наиболее важных с военно-стратегической точки зрения районах непосредственного взаимного соприкосновения. Среди них были Балканы, имевшие выход на средиземноморский, черноморский и ближневосточный оперативные направления. Уже в первой половине 50-х гг. Москва уделяла особое внимание советскому присутствию в Средиземноморье. Коммунистической Албании – союзнице СССР – предстояло играть в этом важную роль. Ответственность за данный регион в тактическом отношении лежала на советском Черноморском флоте [13] Подробнее о роли Черноморского флота в военно-морской политике СССР в: Спирин А. Участие черноморского флота во внешнеполитической деятельности советского государства во второй половине 40-х – 50-е годы XX века//Военно-исторический журнал. 2005, № 10. , и одна из первых демонстраций присутствия СССР здесь состоялась 28 мая – 7 июня 1954 г., когда проходил визит в Албанию отряда кораблей ВМФ СССР под командованием командующего ЧФ адмирала С. Г. Горшкова. В составе группы кораблей были крейсер «Адмирал Нахимов», а также 2 эскадренных миноносца. Серия подобных визитов, состоявшаяся во второй половине 50-х гг., лишь подчеркивала важность Албании для СССР и всего Восточного блока в военно-морском отношении. Одновременно Москва и Тирана заключили договор о строительстве военно-морской базы ВМФ на албанском побережье Средиземноморья. Советская концепция развития военно-морских сил на протяжении со второй половины 50-х гг. и до середины 60-х гг. XX в. во многом формулировалась с высокой степенью субъективизма и отражала противоречия между сторонниками и противниками создания парка авианесущих кораблей. Главком ВМФ адмирал Горшков, занявший эту должность 5 мая 1956 г., был сторонником последней точки зрения и считал, что авианосцы уязвимы и не обладают достаточной огневой мощностью, в то время как ракетоносцы, наоборот, наиболее приемлемы для советского флота. Подобное отношение начало меняться лишь в середине 60-х гг. XX в. [14] Из всех ныне существующих работ, в которых исследуется советская военно-морская политика и её эволюция, наиболее полно проблема освещена в: Herrick R. W. Soviet Naval Doctrine and Policy 1956-1986. Lewiston, N.Y., 2003. V. 1-3; Petersen Ch. Aircraft Carriers In Soviet Naval Theory from 1960 to the Falklands War. Professional Paper 405/ January 1984. Center For naval Analyses. Naval Studies Group. Alexandria, 1984. Прологом к этому послужило придание в высших советских военных кругах в начале 60-х гг. особого акцента концепции «господства на море», хотя в официальных открытых документах сам термин характеризовался сквозь призму советских идеологических установок и подчеркивалось, что советские вооруженные силы «в настоящее время его [данное понятие] не используют» [15] Словарь основных военных терминов. Москва, 1965. С. 65. . Советская средиземноморская эскадра начала развертывание в регионе с 1964 г., а с 1967 г. она усилила своё присутствие за счёт получения портов базирования в Египте.

Советская военная активность в Албании и прилегающих водах Средиземноморья, а также в целом на Балканах рассматривалась в военных, политических и журналистских кругах стран Западного блока как направленная на усиление присутствия СССР в стратегически важном регионе. Ситуация в балкано-средиземноморском и черноморском регионах занимала важное место в аналитических материалах оборонных ведомств стран-участниц НАТО из числа европейских держав, в частности Франции. В соответствии с оценкой французского Генерального штаба, сделанной в сентябре 1955 г., «после 1948 г., когда Югославия вышла из Коминформа, Болгария стала важным фактором для Кремля на балканской шахматной доске… Её армия является одной из наиболее верных и обученных среди государств-сателлитов… Три страны, с которыми Болгария могла бы находиться в состоянии войны, – нейтральная Югославия, Греция и Турция – члены НАТО» [16] Аналитичен доклад на Френския ГЩ относно военния потенциал на Българската армия. 1.9.1955 г. Л. 2, 6// България и Варшавският договор. Съставителство и редакция в колектив, отговорен редактор Йордан Баев. Мултимедийно СД-РОМ издание. София, 2000. . Французская военная разведка, представившая данные оценки в своём докладе Генеральном штабу, делала предположения о том, что Болгария могла, в случае необходимости, провести стремительное наступление по всем трём направлениям, включая побережье Эгейского моря, и даже на Стамбул (в последнем случае – при поддержке советской авиации) [17] Там же. .

Однако взаимоотношения внутри Варшавского пакта свидетельствовали о том, что между Москвой и её отдельными союзниками по ОВД из числа Балканских коммунистических стран начинали усиливаться противоречия. Визит в Югославию партийно-государственной делегации СССР во главе с Н. С. Хрущевым, состоявшийся 26 мая – 2 июня 1955 г., и принятие совместной Белградской декларации, которая подтвердила нормализацию советско-югославских отношений [18] Подробнее в: Едемский А. От конфликта к нормализации. Советско-югославские отношения в 1953-1956 годах. М., 2008; Романенко С. Между «Пролетарским интернационализмом» и «Славянским братством». Российско-югославские отношения в контексте этнополитических конфликтов в Средней Европе (начало XX в. – 1991 г.). М., 2011. , был с настороженностью воспринят албанской стороной, находившейся в конфронтационных отношениях с соседней Югославией [19], хотя на официальном уровне глава Албании Э. Ходжа согласился с подписанным обеими сторонами документом. Последний факт был отмечен югославской дипломатией, что нашло своё выражение во включении югославским посольством в Тиране в дипломатическое сообщение перевода на сербский язык статьи Э. Ходжи «Вклад в дело мира на Балканах», опубликованной в партийном органе «Зери и популлит». Примечательным был пассаж о том, что «албанский народ с одобрением воспринял Белградскую декларацию, солидаризируясь с ней, и стремится, чтобы отношения между Албанией и Югославией были нормализованы, были хорошими и дружескими» [20]. Тем не менее в складывавшейся ситуации, как отмечал посланник ФНРЮ А. Милатович, в руководстве Албанской партии труда (АПТ) начали проявляться признаки недоверия в отношении СССР и усилились колебания по вопросам политики на «югославском направлении». Полученная Милатовичем информация свидетельствовала о наличии в политбюро АПТ различных подходов к перспективе развития албано-югославских отношений.