Леонид Колосов - Разведчик в Вечном городе. Операции КГБ в Италии

– Леонид Сергеевич, ваш очерк о Полетаеве хорош. Поздравляю. Кстати, вам знакома наша знаменитая русская писательница Мариэтта Шагинян?

– Разумеется. Я читал ее захватывающий детектив «Месс-Менд» (больше я ничего не читал и вообще ничего не знал о русской знаменитости с нерусской фамилией).

– «Месс-Менд» – это не детектив, а приключенческая повесть, – мягко поправил меня Лев Николаевич. – Она член-корреспондент Академии наук Армянской ССР и вообще очень незаурядный человек, несмотря на то, что родилась в 1888 году. Так вот, она приезжает к вам в Италию. Оказать ей максимальное внимание, повозить по стране – она скажет, какие города хочет посетить, – денег особенно не экономить, а мы пока освободим вас от обычной журналистской работы. Да, чуть не забыл. Мариэтта Сергеевна очень хочет посетить автомобильные заводы «Фиат». У вас есть возможность организовать приглашение писательнице?

– Конечно, Лев Николаевич. Я лично знаком с генеральным директором Витторио Валеттой.

– Однако… То есть я хотел сказать, что весьма достойный уровень. Значит, встречайте Мариэтту Сергеевну послезавтра. Прямой вагон «Москва – Рим».

«Господи, – подумал я, положив трубку телефона. – Неужели посылают на разведку Джеймса Бонда в юбке, да еще под восемьдесят лет? Мой резидент, когда я ему доложил о телефонном разговоре с главным редактором, тоже не был в курсе. „Черт его знает, – сказал он меланхолично, – мне известно лишь то, что она знаменитая писательница и ее очень любят в ЦК КПСС. Так что выполняйте…“.

Знаменитая бабка, которую я встречал на римском вокзале Термина, мне сразу не понравилась. Во-первых, внешне: волосы на подбородке, усы под носом, злое лицо и резкий, как у вороны, каркающий голос. Во-вторых, она тут же, невнятно поздоровавшись, начала мною командовать: „Носильщика не берите, у меня нет на него денег. Донесите чемоданы сами, ведь вы же здоровый малый. Мы поедем в тот отель, который я выбрала сама (она назвала какое-то заведение, доселе мне неизвестное). Завтра отправимся в Венецию – у меня там живет мой дальний родственник Гриша Шилтьян. Он художник. Затем в Турин, на „Фиат“, а затем далее… Я надеюсь, вы уже договорились о визите?“

– Мариэтта Сергеевна, рад вас приветствовать в Вечном городе. Насчет носильщика не беспокойтесь – все будет оплачено не за ваш счет. Кроме того, я мог бы предложить вам очень хорошую гостиницу неподалеку от моего корпункта. Расходы по проживанию в ней я беру на себя. И, наконец, последнее. Я уже договорился на послезавтра о визите на фиатовские заводы, а завтра мы посмотрим Рим. После „Фиат“ я отвезу вас в Венецию с большим удовольствием, ибо тоже знаком с блестящим художником Георгием Ивановичем Шилтьяном и даже опубликовал о нем очерк в „Известиях“.

Бабка удивленно пошевелила усами и внимательно посмотрела на меня.

– Хорошо. Пусть будет по-вашему. Но в гостиницу мы поедем именно в ту, которую я вам назвала. Она очень недорогая, а государственные деньги тоже надо экономить.

С большим трудом, при помощи многочисленных полицейских, около которых я останавливался, чтобы спросить, как мне ехать по запутанным римским улочкам, мы наконец добрались до так называемого отеля, у которого даже не было названия. При ближайшем ознакомлении им оказалось дешевое заведение типа борделя для солдат и неимущих любителей женщин. Комната, которую предложили знаменитой русской писательнице, была без туалета, не говоря уже о ванне. Все „удобства“, так сказать, находились в конце коридора, где топтался какой-то тип, видимо, только что закончивший заниматься любовью… Но Мариэтта Сергеевна оказалась непреклонной. „Я переночую здесь, – твердо изрекла она. – Это даже интересно…“

А через два дня мы отправились в Турин на моей новой быстроходной автомашине французской фирмы „Ситроен“ (я все еще не доверял продукции, выпускаемой „Фиат“). У товарища Шагинян, кстати, члена КПСС с 1942 года, моя шикарная машина вызвала некоторое раздражение. „Надо быть скромнее, – пробурчала она, плюхаясь на заднее сиденье, – нельзя так расточительно бросать народные деньги. Ваше ландо могло бы быть поскромнее“.

– Мариэтта Сергеевна, – ответствовал я, елико возможно ласково, – „ситроен“ не предмет роскоши, а средство передвижения. Автомобиль очень быстроходен и надежен в эксплуатации. А это весьма немаловажно в моей (я сделал ударение на слове „моей“) журналистской работе.

Но писательница, видимо, ничего не знала о моей „журналистской“ работе. „Кстати, нам совершенно незачем мчаться сломя голову, – продолжала бурчать она, – я, хоть и русская, но совершенно не люблю быстрой езды, несмотря на то, что наш великий Гоголь утверждал обратное“. И все-таки мы помчались. Великолепные амортизаторы „ситроена“ съедали скорость, и она была абсолютно неощутима. К тому же я привык бегать от итальянской „наружки“, и стрелка спидометра всегда болталась где-то далеко от отметки 100 километров в час. Бабка успокоилась, воцарилось молчание. Я включил приемник. Из динамиков зазвучал сладкий голос, воспевавший прекрасный Неаполь. Шагинян опять заерзала на сиденье.

– Выключите эту гадость, пожалуйста!

– Это не гадость, Мариэтта Сергеевна, а прекрасный итальянский певец Марио дель Монако.

– Я, к вашему сведению, училась в Германии и люблю только баварские песни. А эти ваши итальянские леденцы вызывают у меня изжогу…

– Вы учились в Германии?

– Да. И окончила там медицинский факультет. А потом революция, и мне пришлось стать писательницей.

– Пришлось?

– Конечно. Я не могла пройти мимо великих революционных событий. Кстати, вы, наверно, не знаете, что в жилах Ленина текла еврейская кровь?

– Как?

– А вот так. Когда я писала тетралогию „Семья Ульяновых“, в моих руках находилось много архивных материалов, из коих я узнала, что по линии матери в роду Владимира Ильича были евреи. Конечно, тогда об этом было грешно говорить, ибо меня наверняка бы ожидал расстрел за антисоветскую деятельность.

– А сейчас?

– Сейчас другое время. Вы знаете, когда этот идиот Хрущев собрал представителей интеллигенции, среди которых была и я, и стал нас упрекать в том, что мы зря едим государственный хлеб с маслом, ваша покорная слуга встала из-за стола и, сказав: „Тогда жрите вы хлеб с маслом сами“, – уехала домой.

– И что было потом?

– Ничего. Вскоре сняли Хрущева, а я вот у вас, в Италии…

И в этот момент перед носом моего бешено мчавшегося по автостраде „ситроена“ оказалась выскочившая невесть откуда бродячая собака. Секундный взгляд в зеркальце назад, где я увидел висящий у меня на хвосте „мерседес“, подсказал мне единственно правильный выход – не тормозить… Раздавленная собака осталась лежать на шоссе, „мерседес“ спокойно обогнал меня по всем правилам слева и полетел дальше, а бабка начала вопить. „Вы убийца, – орала она, – вам на живодерне работать, а не журналистом“. Выждав, пока закончится трагический монолог, я спокойно сказал: „Дорогая Мариэтта Сергеевна, если бы я затормозил, „мерседес“ врезался бы в нас со страшной силой и мы с вами, возможно, приветствовали бы Святого Петра…“. Молчание в машине длилось недолго. Писательница его просто не выносила.