Диана Солвей - Нуреев: его жизнь

К концу 1920-х годов татары были в числе групп, действительно имевших преобладающее представительство в Коммунистической партии.

В год их женитьбы Коммунистическая партия насчитывала уже 1 360 000 членов, из которых 198 000 были крестьяне; на 125 крестьянских хозяйств приходился примерно один крестьянин-коммунист.

В 1930 году в колхозы оказались насильно загнаны 130 миллионов крестьян по всей стране, хотя Сталин утверждал, что коллективизация проводилась исключительно на добровольных началах. В 1932 году было коллективизировано 62 % крестьянских хозяйств, в 1937 году эта цифра выросла до 94 %. И каждый год Сталин требовал увеличения объемов сдаваемого крестьянами зерна. Вскоре в стране разразился голод. По подсчетам экспертов, в период с 1929 по 1937 году в результате раскулачивания и голодомора лишились жизни от 5 до 7 миллионов крестьян.

Возможно, Хамет и разрешил семье кулака остаться в доме на короткое время. Но, скорее всего, нежеланные постояльцы были выселены из дому прежде, чем его смогли обвинить в потере бдительности и в терпимости к врагам народа. Возможно, рассказывая внукам о том периоде, Хамет слукавил, чтобы заглушить свое чувство вины. По мнению американского историка-слависта Марка фон Хагена, бывшие крестьяне-бедняки вроде Хамета Нуреева на службе в Красной армии зачастую становились самыми воинствующими противниками крестьянства, яростными борцами против всякой отсталости и «деревенщины».

На тот момент у новой власти было так мало собственных офицеров, что в борьбе с контрреволюционными силами «белых» ей пришлось прибегать к использованию многих офицеров царской армии.

Столица была перенесена из Петрограда в Москву в 1918 году.

Вероисповедание хоть и не поощрялось, но официально никогда не запрещалось советской властью. Во время войны вера даже молчаливо поощрялась партией, так как Сталин считал, что она заряжает людей патриотическим духом.

В той истории рассказывалось о двух братьях, которые пошли в лес нарубить дров. Один из братьев по ошибке отрубил голову другому. А потом принес его мертвое тело в дом вдовы и спросил: «Мария, не помню что-то, была ли у него голова, когда он был жив?» «Ты знаешь, не упомню, – ответила вдова. Но я точно знаю, что дала ему блинов перед тем, как он пошел с тобой в лес. И пока он их ел, у него слегка тряслась борода».

Речь ведется о 1990-х годах.

Еще один знаменитый писатель, побывавший в Уфе в 1862 году, приезжал сюда специально, чтобы отведать местного кумыса. По слухам, он даже приобрел в Уфе недвижимость, но так и не переехал туда на жительство.

Население Уфы тогда составляло 250 000 человек, включая 175 400 русских, 39 100 татар, 15 400 башкир. Несмотря на то что у башкир была своя республика, на их долю в ее совокупном населении приходилось всего 25 %.

Приезжать туда иностранцам было запрещено.

Даже с развитием воздушного сообщения добираться до Уфы немногим легче. Визы требуются до сих пор, а из центра Москвы вы два часа добираетесь до внутреннего аэропорта, где садитесь в самолет «Аэрофлота» с большой опаской, учитывая рейтинг безопасности авиакомпаний. А в самолете вам приходится мириться со сломанными столиками-подносами и потертыми сиденьями, заваленными багажом.

Русский бас Федор Шаляпин дебютировал на уфимской сцене в 1890 г. Родившийся в родном городе Фариды Нуреевой, Казани, в 1873 г., Шаляпин умер в год рождения Рудольфа Нуреева. В 1889 г. Шаляпин поступил в драматическую труппу В. Серебрякова на должность статиста, а годом позже переехал в Уфу и начал работать в хоре опереточной труппы С. Я. Семенова-Самарского. И именно там он спел свою первую сольную партию.

Либретто балета написано по мотивам башкирской народной легенды. Согласно этой легенде, на землю башкир однажды напали чужеземцы. Во время решающей битвы стая журавлей вдруг закрыла крыльями небеса и помогла башкирам одержать победу над врагами. Башкиры и по сей день верят в то, что их связь с окружающим природным миром настолько сильна, что в тяжелые времена сама природа приходит им на помощь.

Впоследствии Нуреев скажет своему первому биографу, Джону Персивалю, что он всегда считал, что Насретдинова была ученицей Агриппины Вагановой, легендарной артистки советского балета, педагога и основоположницы теории русского классического балета. На самом деле Насретдинова (по ее собственному свидетельству) никогда у Вагановой не училась.

В числе его наград были орден Красной Звезды (1944), орден Отечественной войны (1944), медали «За оборону Москвы» (1945) и «За победу над Германией» (1945) и благодарственное письмо за блистательно проведенные военные операции при форсировании реки Одер.

В год возвращения Хамета с фронта умерла его самая младшая сестра Джамиля. Хамет собирался забрать к себе ее четверых детей, но, поскольку в их единственной комнате и так проживало уже шесть человек, он передумал и поместил детей в ближайший детский дом.

Шрам на губе Рудольфа остался от укуса соседской собаки, а не Пальмы, как принято считать. А вот Пальма укусила однажды Розу.

Когда балетные костюмы самого Нуреева попали на аукцион «Кристис», многим посетителям казалось, будто они видят его внутри них. Эти костюмы ушли с торгов за суммы, раз в восемь превысившие самые смелые предварительные прикидки. Некоторые были проданы за 45 тысяч долларов.

В своей биографии Сталина Роберт Конквест описывает реакцию советского вождя: «“Родного отца предал? Вот же маленькая сволочь!”» – сказал он и добавил, что пример Морозова можно использовать в политических целях, как оружие против строптивого крестьянства».

В своих мемуарах Нуреев неверно указал, что Удальцова была сослана в Уфу до революции.

Впоследствии, оглядываясь назад уже более опытным взглядом, Нуреев объяснил свое очарование танцем Павловой: ее величие на сцене достигалось неистовым трудом. Техника у Павловой была безукоризненной и впечатляла сама по себе, и все-таки, отмечал Нуреев, «любые внешние проявления этой техники были окутаны тайной, и всякий раз, когда она танцевала, создавалось впечатление полной непосредственности. Публике под воздействием ее чар казалось, будто прямо на их глазах рождается чудо».

В автобиографии Нуреев называет Войтович бывшей солисткой Мариинского театра, хотя в действительности ее балетная карьера ограничилась уровнем «корифейки» – танцовщицы первой линии в кордебалете.