Елена Петрушанская - Подслушать у музыки

Все права защищены. Любое использование материалов данной книги, полностью или частично, без разрешения правообладателя запрещается

Серия «Классика лекций»

© Е. М. Петрушанская, текст, 2020

© Оформление. ООО «Издательство АСТ», 2020

Однажды меня осенила простая мысль о том, что Евангельское, величественнейшее из Слов, – «В Начале было СЛОВО» – ну, хоть убей, никак не могло не иметь Звучания, великолепно причастного к одной из Божественно многозначительных Тайн Создателя и некогда скромно названного Музыкой, жизнь без которой показалась бы сущим, невыносимо скученным и, что одно и то же, скучным адом.

Нам с вами повезло. Удалось записать беседы о музыке с выдающимися, талантливыми, даже гениальными людьми, Мастерами в гуманитарных областях, разных искусствах, науках. Их имена и высказывания – далее в книге. Мы знаем этих творческих личностей по важнейшим делам, текстам, фильмам, постановкам, значимым ролям в социально-культурной жизни. Но бесценны и их воззрения на иное: отношения с музыкальным искусством, сквозь которые просвечивают особые грани души не профессионалов в этой сфере. Интересно, как воспринимаются разные звуковые миры, почему они меняют людей, влияют на жизнь; каковы слушательские ощущения и мысли… Беседы, происходившие с середины 1980-х годов до наших дней, сейчас собрались вместе, и вдруг раскрылись поразительные внутренние переклички, связи, продолжения увлекательных сюжетов, столкновения неожиданных ракурсов и воззрений, незримые объятия воспоминаний. Хотя, может, это только мне так слышится? Перечитывая откровения дорогих моих собеседников, чувствую, что их, как и меня, Музыка всегда поражает, поддерживает, дает силы воспарить духу и радует тело, отвлекает от невзгод и уносит мысли к основам целей человечества.

И в трудные моменты, – как весной 2020 года, когда книга готовилась к публикации (благодарю отважных сотрудников издательства «АСТ»!), – Музыка открывает, разрешая «подслушать», нечто особенно важное и прекрасное, чтобы наполнить существование общением с лучшими творениями Земли.

Слушая речь и читая прозу Андрея Георгиевича Битова, будто воспринимаю музыку: нередко обволакивающая звуковая волна бывает сильнее понимания смысла. Гипнотизирует и ритм его повествования и, независимо от содержания, ощущение тихо и тайно поющей печали, печали по иному существованию. Очень интересовало, что писателем любимо, что он предпочитал в дорогом моему сердцу искусстве. Давний разговор не устарел. С годами отношения писателя с музыкой стали ближе.

В Вашей прозе не много следов музыкальных пристрастий. Но она наполнена особой музыкой – интонацией певучей, «лигатной» (связанной единой линией просодии). По Вашей литературной и устной речи чувствуется человек, любящий слушать музыку, но никогда не доводилось видеть Вас в концертных залах. Каковы Ваши отношения с этим искусством? Менялись ли они с годами?

Историю моих отношений с музыкой можно уподобить встрече неандертальца с высокой культурой. Но, возможно, именно такое «неандертальство» и позволяет услышать заново то, что представляется бесспорным (и тем не столь интересным) для просвещенного человека? Может, мой путь к музыке тем окажется любопытен, что в нем есть какие-то черты, характерные для всего моего поколения, для встречи неофита с истинной культурой? Ведь если бы общество наше, да не только наше, было на уровне подлинной цивилизованности, если бы у людей существовала органическая потребность в прекрасном, в культуре, а культура жила бы в системе подлинной доступности, тогда каждый легко находил бы нечто свое.

Ныне все более разочаровывает «доступность» (подчас мнимая) ценностей культуры, не уравновешенная иными серьезными и последовательными мерами – духовного, культурного воспитания и не защищенная настоящей, а не симулируемой государственной опекой. Когда же прогрессируют искусственные и естественные отторжения людей от культуры, то услышать настоящую музыку в жизни и в себе нелегко. Конфликты поколений проявлялись и в музыкальных вкусах. А Вы сталкивались с подобным?

И меня, помню, в детстве, юношестве бередила именно та музыка, которая как раз и не входила в систему тогдашнего музыкального воспитания моей семьи! Понимаете, домашние предлагали мне уже готовенькой культуру, которую они в себе вырастили, содержали. А насильственной неизбежности я всячески сопротивлялся. Ленинградская, моя родная семья, имела замечательные традиции. Бабушка – профессор консерватории, преподавала фортепиано; играла на рояле и тетка; композитором был мой дядя по отцовской линии. Всё семейство жило в огромной квартире, где стояли два рояля, – к счастью, их не сожгли в блокаду (они лишь потрескались, да на одном лопнула дека).

Тетка моя, которая была концертмейстером в консерватории, бесконечно разыгрывала руки на 12-м этюде Шопена, в результате чего я, страдая от этих звуков в коридоре, эту музыку просто ненавидел! А после возвращения из эвакуации для меня началась интересная дворовая мальчишеская жизнь, которой противостояло то, что дома заставляли учиться музыке, – хотя способностей у меня не было. Сопротивлялся я невероятно. Шопену было не пробить эту оборону. Теперь-то я могу толковать это так, что подсознательно мне хотелось самому найти свою музыку, то есть осуществить свободу выбора. Хотелось, чтобы культура не была навязана или автоматически унаследована, а пришла из моей действительности, из моей внешней, недомашней жизни, – а оттуда она не приходила. Во дворе и в классе были совсем иные музыкальные вкусы, пристрастия. В те времена и подлинно народные песни почти не звучали, и романсы были запрещены…

Ныне трудно представить, сколь жесткой была в СССР во времена детства писателя (1940-х – начале 1950-х годов) музыкальная «диета». Тогда можно было слышать музыку большей частью по радио, где существовала единственная для всех программа. Из радиоприемника (или «тарелки») доносились бодрые песни-хоры, угрожающе-оптимистичные марши, славящие Вождя, Родину; их перемежали звуки крикливых «народных коллективов», чаще искусственно созданных, с их приглаженным репертуаром. По радио звучал «малый джентельменский набор» прочно залитованной классики; он отфильтровался после различных советских чисток – классовых, «космополитической», «формалистических» и вкусовых. Круг официально доступных музыкальных впечатлений был узок. А за его пределами…