Вера Чугуевская - Раб Ритма

***

Так он оказался на больничной койке, увешанный какими-то проводами. Его раздирало желание сорвать это всё с себя, но Джакомбо не слушались руки. Музыкант со страхом осознал, что его пальцы потеряли чувствительность. Попытка приоткрыть глаза не увенчалась успехом – ничто в его теле больше не подчинялось ему. «Это бунт души, это крик сердца, это уже не мы, и нам некуда деться» – иронично всплыла в голове одна из строк его песен. Сосредоточившись, Джакомбо пытался собрать все кусочки паззла: он помнил лишь яркие всполохи фар и звук медицинских аппаратов. В беспамятстве мужчина пробыл несколько дней. Воспоминания вернулись резко – ударив с такой силой, что его пришлось привязать к кровати. В буйной обессиливающей ярости Джакомбо пытался встать и кричал как раненый медведь в лесу.

Он ждал своих парней – врачи сказали, что они не появлялись тут.

– К вам приходила только одна девушка, назвалась вашей женой, – пояснил врач, увидев, как скривился Джакомбо, тут же прекратил этот разговор.

Отсутствие визитов парней не обидело музыканта. «Знают черти, что я их убью, если не будут репетировать», – подумал он, уверенный в своих правах на группу. В день, когда пришли его коллеги, Джакомбо уже было позволено вставать. Обняв его по очереди, ребята затихли. В палате повисла тяжёлая пауза. «Их что-то тревожит, – подумал Джакомбо, – неужели сорвался контракт?!». Он внимательно осмотрел их с ног до головы: Стив нервно потирал руки, а Декстер то и дело ерошил свои волосы, и без того растрёпанные. Бад держался отстранённо. На его лице было что-то, напоминающее то ли улыбку поддержки, то ли жалости.

– Декс, ты ведь не распил ту бутылку без меня? – Джакомбо улыбнулся, точнее, попытался это сделать. Декстер чуть приподнял уголки губ в ответ, но промолчал. – Принеси её завтра сюда! В больничной палате мы с вами ещё не куролесили! – Парни продолжали молчать, переминаясь с места на место, это начинало раздражать. – Когда снова выступаем?

Они переглянулись между собой. Бад сел на край больничной кушетки. Остальные оперлись о стены.

– Джакомбо, – начал он, – понимаешь, мы все знаем, что значит для тебя музыка, – после каждого слова он делал паузу, которая накаляла обстановку, – но больше ты не являешься частью группы, играть ты не сможешь – нереально восстановиться, а нам поступило выгодное предложение… прости.

– Что? – прошептали бледные губы.

Весь мир Джакомбо Джонсона перевернулся с ног на голову. Он почувствовал, как кровь прилила к лицу, а ещё ослабленные руки налились яростной силой. Глаза мужчины потухли и тут же загорелись чёрным гневом, от которого по коже у музыкантов замаршировали мурашки.

– Твоя часть гонорара покрыла лечение, и за машину не переживай – это пустяки, – Бад попытался его успокоить. – Ты найдёшь чем себя занять!

Джакомбо словно впал в оцепенение: до его, ещё не совсем восстановившегося сознания начинал постепенно доходить смысл сказанных слов. Остальные ребята выслушали всё сказанное Бадом, опустив голову. Сейчас, увидев как тяжело их бывшему солисту, решили проявить сострадание:

– Прости, брат.

Джакомбо резко дёрнул рукой – это доставило ему адскую боль, которую он не заметил.

– Что? – повторно прошептал он. Джакомбо попытался податься вперёд, но мужчину тут же пронзила острая боль, подобная сотням кинжалов. Джакомбо не сдержал крика.

– Не вставай, – музыканты неожиданно всполошились, кинувшись проявлять заботу. Три пары рук пытались удержать его в постели. – Сейчас мы позовём врача!

– Предатели! Мерзавцы! Проваливайте со своим врачом в..! – этот вопль был похож на рёв раненого животного, – вы ничего без меня не стоите! Это мои песни! Это моя музыка! Я не отдам!

Бад покачал головой, на его лице вдруг возникло сожаление, из-под которого просачивалась радость.

– Прости, друг, так вышло. Раньше ты был баловнем судьбы, теперь мы, – они не искали нужных слов, чтобы облегчить удар, – эти песни не были записаны на тебя. Ведь ты говорил, что мы команда, одно целое, так что ничего у тебя не выйдет.

– Нам очень жаль, – произнёс Стив, его голос был по-настоящему грустным, – но нам надо идти дальше. Мы не можем ждать.

– Прости, парень, – Декстер хотел ещё что-то сказать, но слова застряли в его горле.

Джакомбо посмотрел на него – он ненавидел их всем своим существом.

– А когда-то я делился с тобой последней кукурузной лепёшкой, а моя мать называла тебя вторым сыном, – произнёс он, видя, как в глазах Декса засверкали слёзы, – что ж, иди дальше, переступив через мой труп.

Декстер молча вышел из больничной палаты. Как только закрылась дверь, Джакомбо издал рёв, вслед за которым послышались стоны и всхлипы – мужчина плакал от своего бессилия. В его уши затекали слёзы, а в голове он прокручивал все свои выступления. Теперь всё это осталось в прошлом.

***

Выйдя из больницы, он оказался на улице – его группа стёрла все упоминания о нём. Они сделали всё с такой педантичностью, что едва можно было сказать, что Джакомбо Джонсон когда-то существовал как музыкант. Джакомбо остался без гроша – в разорванной одежде и прохудившимися ботинками. Никто больше не вспомнит о Джакомбо Джонсоне, только лишь какой-то журналист напишет саркастическую заметку о великом и незаменимом гении.

Он направился в дом на окраине города, где жила давно брошенная им его жена с детьми. Они поженились в самом начале карьеры Джакомбо – Тереза была далека от его мира и поэтому быстро перестала интересовать молодого мужчину. Джакомбо почти не навещал её, не скрывая того, что у него полно поклонниц, которые готовы падать к его ногам.

Тереза встретила его сдержанно. В её тёмных глазах не было того обожания, в каком он прежде купался. На руках у женщины Джакомбо увидел маленького мальчика – своего сына Джереми. Она была беременна вторым ребёнком, о чём говорил её округлившийся живот.

– Зачем ты пришёл? – спросила женщина, но не услышала ни ответа на свой вопрос, ни извинений.

Он лишь сказал:

– Мы будем жить вместе. Я устроюсь на работу и покажу всему миру, что они слишком рано списали со счетов Джакомбо Джонсона. – В его голосе появился металл, а глаза стали иссиня-чёрными.

Тереза покорно приняла все правила мужа. Она родила ему пятерых детей, которые тоже оказались под гнётом его не воплощённых в жизнь амбиций.

***

Джакомбо отогнал от себя плохие мысли. Он стоял на веранде, докуривая дешёвые сигареты, к которым давно привык. Выкинув окурок, он посмотрел на жалкие дома бедняков, харкнул на ступеньки и пошёл в дом, где улёгся на постель со скрипящими пружинами и крепко уснул.

Тем временем, озираясь по сторонам, в дом через окно проскользнул Джереми. Он аккуратно разделся, сложил вещи в ровную стопку и забрался под тонкое покрывало. Лёгкая дрожь от морозной простыни прошла, и мальчик, удобно устроившись в постели, погрузился в сон.