Вера Чугуевская - Раб Ритма

– Ещё-ещё, давай больше кукурузы!

Мальчишки смеялись, добавляя брату початки, а тот уже сосредоточенно свёл брови, чтобы успевать. Сделав шаг назад, он наткнулся на корзину. Не удержав равновесия, Джорджи упал поверх травы, а его «снаряды» с грохотом повалились на землю и самого жонглёра. Джорджи при этом жалостливо заохал:

– Ай, ой, ай! – последний початок угодил ему прямо в глаз, отчего он выругался так, как порой это делает отец. Это вызвало взрыв смеха у его братьев.

Мальчик, немного придя в себя, рассмеялся вместе с ними. Он быстро дотянулся до нескольких початков кукурузы.

– Сейчас вы у меня посмеётесь! – С этими словами он послал снаряды прямо в своих братьев. Джереми получил в плечо, а Джонни в ногу. Джимми же смог увернуться, подпрыгнув над пролетающей кукурузой. Джорджи хохотал – его спину царапали травинки, но они были мягкими. Подбежавшая Виви смотрела на эту картину широко распахнутыми глазами. Подхвативший на руки девочку Джонни спросил:

– Виви, хочешь летать?

Девочка, размахивая маленькими ручками, прокричала:

– Да!! Ииииии!

Она пищала от восторга, а Джонни, подмигнув Джорджи, крикнул:

– Лови!

Джорджи вытянул руки и поймал крохотное тельце сестры. Она заливалась смехом и обнимала братьев. Повиснув на спине у одного из них, Виви как обезьянка доехала до дома.

***

На чёрно-белых экранах телевизоров вся страна наблюдала политиков, одетых в строгие костюмы. Они провозглашали победные лозунги в войне со Вьетнамом, что выведет их на первое место, потеснив с пьедестала почёта Советский Союз. Женщины с замиранием сердца проверяли почту: вдруг придёт злополучная повестка, за которой последует долгая разлука.

Страну начинали охватывать волнения, недовольство нарастало.

Завод, на котором трудился Джакомбо, остановил работу: рабочие объявили забастовку. Народ был возмущён этой войной – простые люди не понимали: что им делать на чужой земле? Почему их дети должны умереть в полях долины Йа-Дранг и окрестностях Сайгона. Почему матерей заставляют носить траур, зачем оставляют кровавый шрам в душе каждого, кто прикоснулся к этой войне?

Им было там плохо. Мальчишки, юношеская спесь которых часто становилась губительной, навсегда оставались лежать на поле боя. Бравые солдаты с выставленной вперёд грудью, ступая на чужую землю, говорили:

– Не бойтесь, желторотые, мы пришли! Мы спасём! Мы настоящие солдаты. – Увы, большинству из них не доведётся вновь увидеть родину, обнять маму, поцеловать отца.

Уныние, страх и негатив охватывали население всё больше, зажимая в гигантские клешни сознание каждого человека и существа. На улице, где жили Джонсоны, уже не обошлось без потерь: недобрую весть получила соседка, миссис Джарвис, которая была всегда так добра и мила. Она лишилась единственного сына – теперь её дни были наполнены горечью. Женщина ходила с каменным лицом, а при виде детей начинала причитать, простирая руки к небу:

– Боже, за что мне такое наказание? – Казалось, что всю жизнь из неё высосали, оставив лишь боль и горечь.

В этих условиях было трудно найти площадку для выступлений. Джакомбо это выводило из себя. Он усилил давление на мальчиков, заставлял их доводить каждый элемент до идеального состояния, будь то кивок головы или нота. Джакомбо не мог допустить, чтобы его группа опростоволосилась перед публикой. Мужчина с нетерпением ждал, когда отыщется любой вариант для выступления.

Такая возможность действительно вскоре представилась. Один из парней с его завода, кто собирался отдать долг родине, которая когда-то его предков сюда привезла на больших кораблях в колодках, пригласил группу Джакомбо в бар, где будет выпивка и много желающих послушать хороший джаз, перед тем как улететь на войну.

Джонсон был рад, но на его лице всё так же было сложно увидеть нечто похожее на проявление эмоций. Он тут же собрал мальчиков, сорвав их с занятий. Уставшие дети лишь за полночь смогли лечь отдыхать, даже не перекусив ничего.

***

Мальчики теперь играли вчетвером. Джеки больше не брал в руки инструмент. После случая в больнице он всё дальше становился от отца и матери. Его трясло от злости, когда он вспоминал поступок матери, которая не смогла ничего сделать в ту секунду, когда его унижал Джакомбо. Отца мальчик давно уже привык воспринимать таким какой он есть, но мама! В его юной душе не было ответа на этот вопрос.

Он занялся учёбой, а после уроков пропадал в лавке сапожника, где зарабатывал СЕБЕ на еду! Отношения с братьями остались прежними: Джеки всегда помогал, выслушивал и поддерживал, но о музыке больше не говорил. Мальчики уважали его выбор, возможно, даже завидовали его смелости. Он вычеркнул мир музыки раз и навсегда. Его упрямое противостояние поражало. Откуда брались силы у этого мальчика 12 лет?

Джеки пропадал на работе, пока остальные собирали инструменты и одевались в костюмы. В один из будних вечеров они исполняли свои любимые мелодии – ещё совсем молодые, но уже понимающие, что эти люди в форме цвета хаки не скоро услышат музыку, её заменят канонады взрывов и стоны раненых.

В приглушенном свете ламп они сегодня были не яркими, дерзкими джазменами – они играли музыку, которая была в их душе. Спокойный ритм, ритмичные переходы и мелодичное звучание. Мелодия сопереживала, поддерживала и горевала одновременно. Из Джимми вдруг вырвалось неожиданное соло – он зазвучал сильнее, мощнее, ярче остальных. Его пальцы скользили по кнопкам. Мальчик закрыл глаза и выплеснул наружу всё то, что таилось в его душе. Перед его глазами промелькнуло лицо убитой горем матери – в груди затрепетало сердце. В ушах эхом прозвучал звонкий смех сестрёнки. А вместо зала с людьми, вместо грозного отца и родных братьев Джимми очутился на лугу, полном трав и цветов, где раздаётся жужжание диких пчёл. Его ладоши ощущали прикосновение каждого лепестка, листочка дерева и порыва ветра, который нёс его всё выше и дальше. В какой-то момент он замер – опять боль переполнила его душу – он оказался у большой горы, сложенной из черепов буйволов, увидел, как загоняют слонов и истребляют тигров. Мелодия вновь приняла трагичный оборот, затихнув. Он открыл глаза – детские, но такие уже мудрые и понимающие. В них горел огонь.

После концерта за кулисами Джимми схватил за шиворот отец. Он сгрёб его за шкирку как беспомощного маленького котёнка. Мальчик поёжился от чёрного взгляда Джакомбо. Раздувая от негодования ноздри, мужчина оскалил зубы:

– Ты что вытворяешь, щенок? Кто тебе позволил делать то, что я не приказывал? – От него пахло алкоголем, Джимми поморщился.

– Ведь всем понравилось, – неуверенно проговорил мальчик. Он не понимал, в чём его вина, ведь им аплодировали.