Б. Акимов - Надоело говорить и спорить

Конечно, а самодеятельной песне, по-своему архаичной, легко найти недостатки: в стихах, в голосе, во владении гитарой… Однако, как ни странно, эта «монополия», которой обладает автор бардовской песни, является притягательной, потому что ничто так не говорит о душе человека, как песня…

Корр. Как вы думаете, что нового привнесла в песню вообще песня авторская?

Ю.В. Было время, когда только она привносила всю романтическую струю. Вот Городницкий – один из столпов этой высокой, чистой и исключительно честной романтики, Окуджава очень откровенно поднял вопросы и проблемы послевоенного поколения. К тому же бардовская песня обладает очень современным голосом. Пример тому – Ада Якушева со своей совершенно прозрачной поэзией…

Корр. Вы являетесь председателем жюри многих фестивалей самодеятельной песни. Как вы оцениваете подобные мероприятия? Кстати, девиз многих из них – слова поэта Дмитрия Сухарева: «Мы живы, покуда поем, пока наши песни не лживы…»

Ю.В. Должен сказать, что своеобразным сколом самодеятельной песни являются всесоюзные фестивали, которые долгое время проводили куйбышевские областные организации. Сюда, на фестивали памяти Валерия Грушина, съезжались практически авторы из всех городов. Создавалась определенная картина состояния песни, ее тенденций, течений. У фестиваля этого, как и у других, были, конечно, недостатки. Однако, как мне кажется, дело это исключительно интересное.

Приходится поражаться: песни сочиняют буквально везде! Почти нет городов, где отсутствуют клубы самодеятельной песни. Очень сильные авторы есть в Горьком, Минске, Златоусте, Челябинске, Киеве. Прекрасные авторы в Москве, Ленинграде. Сильный клуб во Владивостоке…

Мы, «старики», как-то пытаемся помогать молодым, которые сейчас решают вопросы, нами давно, хотя бы в силу возраста, решенные. И они, эти вопросы, в общем-то, не такие уж сложные…

Корр. Своей основной работой вы считаете журналистику, документальное кино. Чем вы сейчас заняты?

Ю.В. Будет картина (с песнями) о северном горняцком городе Кировске. Закончил сценарий художественного фильма – об альпинистах, называется «Альтернатива». Хочется верить в его киножизнь.

Корр. А ваши роли в кино?

Ю.В. Об этом я сейчас не мечтаю. После Бормана столько предложений было сыграть всяких бандитов, негодяев! Ролей особо интересных нет, да и хлеб этот слишком черствый, чтобы заниматься такой работой походя.

Беседу вела Н. Аксельруд, 1983

Я пришел в институт – в МШИ – в 1951 году. Пришел я, надо сказать, по случайности, потому что в моей жизни были различные обстоятельства: я вообще не хотел учиться, а хотел быть летчиком: уже в десятом классе летал, кончал 4-й городской аэроклуб при МАИ, и лето после окончания десятого класса жил я уже на аэродромах – в Крюково и в Тайнинской – и об учебе не помышлял. В это время сочинял очень наивные и детские стихи. Но мой товарищ, Володя Красновский, который со мной учился вместе еще в школе и мы с ним вместе играли в одной футбольной команде – он играл правого крайнего, а я центрального защитника, – как-то разыскал меня и говорит, что я, мол, подаюсь в МШИ, в пединститут, чтобы (он мечтал стать актером, и сейчас он актером стал), как он говорил, обрести вторую профессию. Он считал, что актер должен выйти из какой-то профессии, он не считал актерское обучение таким уж необычайно важным. И он увлек меня вместе с собой. И как часто в молодости бывает, какие-то незначительные причины явились потом в жизни глобальными. В частности, когда мы приехали на Пироговку и вошли в это здание и увидели этот холл, все аудитории, бесконечно прекрасный этот дом, то это было немаловажным аспектом нашего поступления туда.

Еще до вступительных экзаменов, вернее, когда они начались, мы однажды зашли в девятую аудиторию. У нас было два инструмента – в девятой и в десятой аудиториях. Мы там увидели тонкую черноволосую девушку в зеленом костюме, с длинными пальцами, с большим армянским носом, которая очень квалифицированно играла популярную в свое время мелодию, называвшуюся, по-моему, «Венгерское танго». Это была Света Богдасарова. Впоследствии мы познакомились.

В общем, мы стали сдавать экзамены и, сдав экзамены, поступили в этот институт. Но что нас в первые месяцы учения покорило? То, что в институте было очень мало ребят: были в основном девчонки. В группе у нас было четверо ребят, в другой группе – двое. И все парни пытались держаться каким-то узким коллективом. Такое было родство мужское. И каждый парень был на учете, поскольку надо было выступать на различных соревнованиях. Интересовались всегда, что за ребята, потому что мужской голод был очень большой. В частности, на первом курсе я выступал по одиннадцати видам спорта за факультет и по шести-семи, я уж не помню, за институт. Во всяком случае, в этом отношении была сразу большая нагрузка. Ну и мы попали не на пустое место, потому что до нас были прекрасные студенты, они учились уже на втором курсе, весь тот выпуск, это Максим Кусургашев, Слава Волков, Юра Ряшенцев, Игорь Мотяшов, Слава Иващенко. Сева Сурганов кончал институт.

Надо сказать, что в то время институт носил еще несколько иной характер: это был послевоенный вуз. В 1951 году мы поступали, а заканчивали учение очень многие люди, которые пришли с войны, которые воевали. Еще ходили студенты старших курсов, награжденные орденами и медалями, ходил Жора Шпрырыгин с палкой – бывший конник. Не помню сейчас фамилии – девушка, секретарь комсомола, награжденная орденом Красного Знамени. В общем, атмосфера в вузе была более серьезная, чем сейчас. И вот второй курс – фактически курс Кусургашева и Ряшенцева – у них была уже своя традиция, они занимались очень широко туризмом, и мы пришли уже к готовым художественным сочинениям в виде песен.

Дело в том, что в те годы было очень мало песен. Самая ходовая была «Летят перелетные птицы», например. Песни, которые были хороши на определенном этапе, но душе хотелось и других. Основное место в эфире занимали песни, написанные для духового оркестра, для очень громкого голоса, а весь туризм, да и не только туризм (мы очень много времени уделяли работе в подшефном колхозе «Лучинское»), этим песням как-то противоречил.

Напрашивались песни другого содержания, ближе к нашей жизни, ближе, как говорится, к жанризму происходящего. Но таких не было. А поскольку ребята второго курса ходили до этого в поход (это был, наверное, первый институтский поход по Кавказу) и написали там ряд смешных, узковедомственных песен, поскольку все прототипы их учились вместе с нами («Баландин рыжий покорял Кавказ» – Володя учился еще на третьем курсе), мы очень дружно и горячо восприняли наследство, оставшееся нам в песенном плане, и в меру сил продолжали его. Но писали песни в основном на известные мотивы. Дело в том, что никаких потуг сочинительства музыки в это время не было.