Виталий Калгин - Виктор Цой. Последний герой современного мифа

И с Сашей нет ни одной сцены, не удалось снять… Притом что он уже был на студии и песня была выбрана…

И вот после смерти Башлачева этот эпизод непонятно стало, с кем снимать. И я, значит, пошел к Борису Борисовичу, стали думать, кто может Башлачева заменить в этом эпизоде. Он говорит: «Ну, заменить никто не может, но вот есть Витя Цой». И история как раз подходит по сюжету: человек добился всего своим трудом и из такой безвестности стал кумиром молодежи. В то время слово «кумир» имело совсем иное значение, чем сегодня. Сегодня кумир – это медийное лицо, победитель «Фабрики звезд», там, я не знаю…

Ну и вот, значит, БГ сказал, что так, мол, и так, и мы как-то, где-то после очередного концерта, зашли с Тихомировым или с Шинкаревым к Цою. Это же была такая общая туса, все были тогда молоды, здоровы, и «митьки» тогда все бухали со страшной силой…

И вот, значит, мы подошли к Вите, поговорили, надо вот в фильме сняться, песню спеть… Все, без вопросов, без проблем, приду и спою. Скажите – когда, куда… Витя говорит: «Да ко мне, в мастерскую». – «А, знаю. Ну, приду…» Пришел, а съемочная группа в основном была молодежная, это же был первый мой фильм, он был малобюджетный, и в съемочную группу затолкали всю молодежь. Потому что более старшее поколение не понимало, что это за рок-н-роллы какие-то, «Аквариум», группа «КИНО»… Это их дети тогда и пришли в кино…

Когда Цой пришел на съемки, то вся молодежная часть съемочной группы была просто в полуобмороке. Увидеть живого Цоя, который уже тогда в легенду превратился, это… Но он, сколько я помню, в жизни не слишком отличался от сценического. Он такой же был, лаконичный. И глаза у него не были другие. Они было абсолютно открытые, и он больше слушал, чем говорил в быту. Ну, может, он с близкими друзьями болтал и по-другому себя вел, но, когда он в съемочную группу пришел, он лаконично себя вел. Полгруппы сидело под легким балабасом, это было нормальное состояние, – все втихую притаскивали бухло, потому что одно дело – дисциплинированные актеры, которые знают, что они идут на работу, другое дело, что половина не актеров, для которых съемки – это развлекуха, шоу определенное… И конечно, они вот все под легким балабасом и находились. И вот, значит, пришел Витя, ему кто-то там втихаря тоже стакан накатил, и все были такие нормальные, веселые. Но даже в этой нормальной разговорчивой среде настоящих «митьков» он был молчалив… А он пришел еще в такой шубе какой-то, невиданной по тем не очень богатым временам… С постоянным дефицитом модных тряпок это выглядело эффектно очень… Я уж не помню, какая она была, но я помню, что появление вот этой шубы произвело достаточно мощный эффект…

Ну и несмотря на это бурное вступление, он говорит – ну как, что?

Я ему – ну, то-то и то-то, он говорит: «Ну вот есть к моменту песня „Легенда“, я ее мало на концертах исполняю, ее можно под гитару спокойно…» – «Ну давай…» Цой спел с первого дубля. Да там все с первого дубля снималось, потому что не было пленки, и очень редко снималось что-то со второго… А тут что, профессионал пришел – и выдал, и спел. И мы его, слава богу, сняли.

И ничего там – свет не погас, камера не встала, ничего не произошло…

«Цой выдал идеальную версию русской культуры…»

…Я был знаком с Цоем, поскольку в Петербурге молодежная культура соединилась с андеграундной художественной культурой. Проводником этому был Тимур Новиков. То есть с начала 80-х годов существовала достаточно сложная молодежная культура, со своей музыкой, со своей литературой, дресс-кодом, сленгом и так далее. Но, в отличие от западной, здесь не было рынка… То есть люди занимались музыкой только потому, что у них руки чесались. А не для того, чтобы это продавать. Об этом и не мечтали. То есть человек, он был художник настолько, насколько он был музыкантом. Человек мог позволить себе роскошь заботы о себе, как говорил французский философ Фуко – такой странствующий авантюрист, герой, в общем-то… Сейчас таких почти не осталось вообще.

Я помню, что еще в конце 70-х можно было встретить на Невском осколки сброда – стиляг, в общем, бездельников, или, как сегодня вот их называет новая версия, которую пропагандирует Шнур, расп…ев, но она немного неверна. Хотя он ее и пытается активно проталкивать… Мне вот очень нравится мысль, что в Ленинграде рок играют герои, а в Москве – шуты. Это точно. Я помню прекрасно, как, например, после концерта Цоя зал мгновенно опустел, на сцене играют любимые мной люди «Звуки МУ», и перед сценой прыгают всего пять-шесть человек… И тут сразу понимаешь отличие настоящего от псевдо…

Я, закончив художественный университет, работал директором петергофского Эрмитажа. В моем ведении было еще четыре дворца типа Монплезир, я был такой молодой карьерист, и у меня была нормальная поступательная карьера. У меня было много знакомых художников, которые слушали рок-музыку, и у меня был младший брат, который однажды, когда я пришел к нему, поставил мне послушать группу «КИНО» – песню «Транквилизатор».

Мне показалось, что очень плохо играют, но очень так как бы вставляет… Как Достоевский – очень плохо написано, но соответствует всему… И тогда я понял, что что-то происходит рядом, что-то носилось в воздухе тогда.

На Невском появились молодые люди, выбритые, в пальто, утыканные булавками… Словом, панк крепко пошел. Было хулиганье… Например, кафе «Автомат» было, и там можно было столкнуться с тем, как ты стоишь, ешь и замечаешь чью-то руку, которая в буквальном смысле выхватывает куски из твоей тарелки…

В итоге мы познакомились с какими-то ребятами, вышли на Тимура. И я, наслушавшись Цоя и Гребенщикова, бросил свой Эрмитаж и пошел работать в кочегарку. Не из каких-то там соображений протеста, мне просто хотелось выйти на этот круг лиц, потому что с ними было реально интересно. И вот я вошел в этот круг и всю последующую жизнь нахожусь в нем и нисколько не жалею об этом.

И вот, значит, мы как-то с Тимуром и с Курехиным идем в «Сайгон» и встречаемся там с Цоем, и за столом у нас беседа идет. И вот, помню, кто-то к нам подходит и так важно говорит Цою: «А давай я там на твоем концерте (а это были уже времена перестройки) запущу какие-нибудь самолетики Руста?» Цой с таким презрением отворачивается и так из себя: «Пффффф…» – и ничего на это не говорит вообще. К политике у нас было такое презрительное отношение всегда…

На первый концерт меня сводил приятель, который учился в Политехе… Концерт был в клубе «Политехника», где-то напротив метро «Лесная»… Я помню, концерт произвел впечатление, хотя там просто Цой с Каспаряном пришли с гитарами, спросили у зала: «Ребята, у кого есть электрогитара? Нет гитары? Ну ладно, придется так…»