Виталий Калгин - Виктор Цой. Последний герой современного мифа

Вот, собственно, и концерт. Все в восторге… Концерты были по каким-то залам, и Цой, конечно, играл почти всегда как хедлайнер. Группа «КИНО». Невероятно модные, живые, совершенно искренние, с чувством жизни… Тогда были «КИНО», «Странные игры» еще… Мне очень нравилось…

К Курехину я попадал на телевидение, на «Музыкальный ринг» с «Поп-механикой» по блату… Помню, встречались с Цоем у «митьков», у Вити Тихомирова. Например, художники тусовались, и там присутствовали Витя Цой и Гребенщиков, к примеру… В то время был такой замес, все вращались вместе. Хотя это были недостижимые боги… Я помню вот концерт в ЛДМ, после него «киношники» вышли на какую-то застекленную террасу и играют в какую-то неведомую игру, подкидывая мячик ногами… Хаки-сак, кажется, называется… Вся молодежь на них затаив дыхание смотрит… Еще тогда была такая штука, типа перестроечная затея, стенгазета некая, и все-все приклеивали туда что-то, писали туда всякие пожелания. И я помню, там было написано: «Сравнится вряд ли кто с тобой, наш дорогой товарищ Цой».

Я помню, что мы с Аллой ходили на этот концерт и были поражены его песней «Следи за собой». У нас было с собой две бутылки вина, и, когда Цой шел между рядами в зале, мы вручили ему одну бутылку белого сухого. Мы были искренне восхищены им. Он принял, благодарно кивнул так довольно…

В то время молодежь была очень активна. Однажды спускаемся на Невский проспект, у перехода видим толпу панков в коже и напротив них толпу каких-то курсантов. И вот они что-то друг с другом дискутируют, агитируют… Такая обстановка серьезная…

Непосредственно общаться с Цоем мне случилось в Нью-Йорке, уже когда мы выехали. Мы имели необычайный успех, на наши выставки приходили такие люди, как Джон Кейдж, Джон Пальк, Ричард Гир, Катрин Денев и так далее, мы перезнакомились с модной публикой того времени…

Я помню, как-то мы сидим в квартире… Квартира в три этажа, сидим на третьем, терраса нашего хозяина Пола Джадлсона, звонок в дверь, я спускаюсь вниз, открываю дверь – Цой стоит. Боже мой!! Какая встреча! Улица Ист-Сайда, такой респектабельный райончик… «Ооо, Виктор, какими судьбами?» – «Да вот, никого дома не было…» А мы жили, по-моему, вместе с «Африкой» и Иреной, да… Они в отъезде были, и мы их ждали. А он пришел, говорит – меня попросила какая-то знакомая продать матрешек. И он пришел с этими матрешками… В итоге он так и не дождался. Мы просидели, проболтали с ним довольно долго, час-полтора… Мы только что приехали из Ленинграда, а он там уже давно жил у Дэвида Бирна из «Talking Heads» или еще где-то… Цой нам рассказывал, какой Бирн хороший парень. Ездит на велосипеде, то есть все эти представления о миллионерах и лимузинах – ерунда, и этого нет совершенно. Помню, они готовились снимать фильм. Вот это, по-моему, важный момент, который мог бы быть, но не случился. Они должны были снимать фильм… Типа версию «Иглы». Недалекое будущее, молодежные банды, общение ведется на сленге, на русской версии английского языка, как в «Заводном апельсине». Положительного героя играть должен был Цой, а отрицательного чуть ли не сам Бирн, так сказать, в роли Мамонова… Я вот думаю, что если бы это случилось, то отношения между странами и культурами были бы чуть-чуть другими, потому что если бы это был хороший фильм, то произошло бы проникновение культур, произошло бы мощное узнавание, сразу бы люди узнавали друг друга…

Какую роль со всем этим имел Соловьев, я не знаю, но в нашу первую выставку он притащился с Ричардом Тиром, я помню. Я толком не знал, кто это такой (да и сейчас не знаю толком)… Просто я к тому, что вот оно и произошло – узнавание… Потом-то, конечно, уже в Нью-Йорке я узнал, кто это такой и его творчество.

Тогда все одевались в черное. Я помню, что когда мы ехали в Новый Орлеан, то по дороге к городу, где-то в предместьях там, остановились и зашли в кафе. А там сидят такие мужики в белом. А мы зашли – все в черном. И сразу видим, что-то не так. Ну, сразу никто не уходит, неловко. Подошли к стойке, что-то спросили и быстрее вышли от греха подальше… То есть вот этот дресс-код был очень важным и знаковым.

Потом у меня вот в памяти есть какие-то ситуации, связанные с годовщинами памяти Цоя… Фонтанка, 145… Какая-то годовщина. Я подхожу туда с двумя Георгиями, выходят ребята и говорят, что там все рыдают и слушают Цоя. Мы постояли, скривив физиономии, потом зашли, убрали группу «КИНО», поставили что-то веселое, и, собственно, началась нормальная вечеринка… То есть смерть – не повод лить слезы, хотя это личное дело каждого, конечно…

Вообще Цой на меня произвел впечатление интеллигентного, глубокого, умного и тонкого, остроумного человека. Я помню, мы с ним обсуждали последние новости, типа., смотрели «Бразил» Гильема. Он говорит: «Хороший фильм, но иногда дурной вкус проглядывает». В чем, говорю? «Да вот, например, момент… там персонаж гибнет на улице… Попадает в какой-то вихрь, и его начинает облеплять газетами, и он понимает, что его нет, есть только газеты вот эти…» Цой тогда сказал, что вот это – довольно пошло… Я запомнил это тогда… Были у меня с ним еще мелкие какие-то встречи, осталось несколько фотографий где-то…

Цой был мистиком. Это весьма магическая фигура, вне всякого сомнения, естественно. На мой взгляд, он еще при жизни вошел в число таких вот малых богов русского национального пантеона. Поскольку сверху нам всегда навязывались такие мрачные бородатые личности людоедского типа, портреты которых висели в школе, то Цой – это совсем иное было. Он стал в ряд таких людей, которые выдали идеальную версию русской культуры. Пушкин, Гагарин, Хармс, Цой вот… Они выдали версии, которые остались… Русская культура же не пошла путем Пушкина. Она пошла путем Гоголя, Салтыкова-Щедрина, Достоевского… Цой выдал гармоничную российскую версию такую, идеальную, ориентированную и направленную не на какого-то религиозного деятеля, какого-то начальника или философа. Она ориентирована на поэта. На певца. Вот Гагарин, к примеру, выдал идею выхода народа-хлебопашца к звездам, в космос. Но вот мы же тоже, по сути, в космос не пошли, сегодня ведь это толком никому не нужно…

При этом Цой всегда повторял, что «КИНО» – это поп-группа, что очень важно. Это же его торжество, торжество медиа, что всегда поражало леваков. Это был его путь. Путь чести. Это и есть основное, то, что сегодня утеряно. Цой вошел в пантеон таких вот светлых богов и ориентиров и, несомненно, будет жить если не в веках, то по крайней мере живет сейчас… К примеру, вот как во Франции – Серж Гинзбург, которого слушают все поколения, от детей до бабушек, и все в нем что-то свое находят. Так и Цой – это гармоничная личность, которую слушает и гопник, и бизнесмен, и интеллектуал, и каждый находит свое. То есть он как некий кристалл, который переливается так, при желании то с одной стороны, то с другой. В общем, это как русские народные пословицы и поговорки на различные случаи жизни.