Мария Залесская - Вагнер

Фестиваль обещал пройти с аншлагом. Задолго до его начала все номера в байройтских гостиницах были забронированы. В дни самого торжества нельзя было найти не только свободную комнату, но даже место в кафе или ресторане, чтобы перекусить: маленький город не был рассчитан на такое скопление народа. Со всех концов Германии и из других стран, включая Соединенные Штаты Америки, в Байройт съезжалась великосветская публика. С прибытием германского императора Вильгельма I вагнеровское торжество получило статус события общенационального значения. В те дни франконский городок почтил своим присутствием даже бразильский император Педру II!

Конечно, придание байройтскому торжеству статуса события общенационального масштаба, с одной стороны, не могло не породить у Вагнера чувство глубокого удовлетворения. Но, с другой стороны, о таких ли зрителях мечтал композитор, говоря о том, что его должна слушать «просвещенная публика»? В первую очередь он хотел, чтобы его поняли «аристократы духа», а не «аристократы крови». Теперь перед ним открылась оборотная сторона популярности. Он, всегда беспощадно боровшийся против музыкальной моды, сам становился модным композитором. А это убивало всё, ради чего он боролся; за «модной пестрой мишурой» терялось главное — глубина его идей, его предостережений, его уроков. Его слушали, но не слышали.

Пожалуй, самой наглядной иллюстрацией, рисующей бездну между мечтой и действительностью, стало появившееся в те дни… меню байройтских ресторанов, в которых предлагались, например, блюда и напитки: пиво «Золото Рейна» (Rheingold-Bier), «ветчина Вотана» ( Wotanschinken ), «сыр нибелунгов» ( Nibelungenköse ), «суп Флосхильды» ( Flosshilden-Suppe) и т. д. Подобные фирменные блюда ( Spezialitäten) можно отведать в Байройте и по сей день! Конечно, всё это можно отнести к разряду курьезов. Но если Вотан начинает ассоциироваться с ветчиной — что может служить лучшим доказательством той деградации человечества, о которой постоянно говорил Вагнер?

Тогда, в дни первого Байройтского фестиваля, Вагнер понял это с такой убийственной силой, что ужаснулся: он победил, но одновременно и проиграл. Вот почему, как отмечает в своем дневнике Козима, все дни фестиваля он был напряжен, взволнован и… подавлен; его внутреннее недомогание было следствием не одной только усталости.

Забегая вперед скажем, что опасность, которую почувствовал Вагнер, была совершенно реальной. Очень быстро «байройтская идея» выродилась из великой просветительской миссии в стандартное коммерческое предприятие, против чего так рьяно выступал сам ее автор. Более того, как только композитора не стало, Байройт превратился в замкнутую клановую секту. Ныне получить вожделенный билет простому смертному практически невозможно: даже если у него есть средства, чтобы заплатить, он должен «выстаивать» многолетние (!) очереди, год от года возобновляя свою заявку без всякой надежды на то, что в следующем сезоне счастье улыбнется ему. Сегодня Байройт — это «парад престижа»; сюда съезжаются сливки общества со всего мира вовсе не потому, что искренне любят искусство Вагнера, а потому, что это такое же обязательное аристократическое мероприятие, как, например, ежегодные королевские скачки в Эскоте (Британия). Истинные любители Вагнера вынуждены довольствоваться записями, трансляциями и посещениями Байройта в любое другое время, но не в дни фестиваля…

Конечно, первый Байройтский фестиваль посетили и «аристократы духа» из многих стран мира. Вагнер действительно к тому времени уже стал мировой знаменитостью. В Байройт приехали Э. Григ, А. Брукнер (его Вагнер очень ценил как композитора), К. Сен-Санс, П. И. Чайковский, Ц. А. Кюи, Н. Г. Рубинштейн. Многие из них оставили воспоминания о знаменательном событии, представляющие интерес в качестве «мнения композиторов о композиторе».

До сих пор, не разобравшись, многие бросают Вагнеру обвинения, которые, справедливости ради, нужно адресовать вовсе не ему, а нездоровому вагнерианству. Любая крайность — и «за», и «против» — максимально далека от истины. На фоне истерик как вагнерианцев, так и антивагнерианцев словно глоток свежего воздуха воспринимаются объективные голоса профессионалов, не зараженных болезненным фанатизмом. Поэтому позволим себе привести два мнения о Вагнере тех, кто собственным талантом заслужил право на подобные высказывания: двух равновеликих композиторов, которых трудно заподозрить в чрезмерном пристрастии к Вагнеру, но которые, тем не менее, отдавали должное его искусству — Чайковского и Грига.

Петр Ильич Чайковский не просто присутствовал на первом вагнеровском фестивале. Он писал для «Русских ведомостей» подробный отчет с места событий. Два из пяти очерков были напечатаны под названием «Музыкальное торжество в Байрейте [520] При цитировании мы оставляем варианты названий места проведения фестиваля и вагнеровской тетралогии, использованные автором. Энгельберт Хумпердинк (Engelbert Humperdinck) (1854–1921) — в свое время был довольно знаменит как оперный композитор. В 1893 году в Веймаре с успехом прошла его опера «Гензель и Гретель», которая вскоре была поставлена в России под названием «Ваня и Маша». В 1895 году в Берлине состоялась премьера оперы «Семеро козлят». Кроме опер, Хумпердинк писал музыку к пьесам Шекспира; в течение двадцати лет (1900–1920) являлся профессором берлинской Высшей музыкальной школы. », а остальные — под заголовком «Байрейтское музыкальное торжество». Все они представляют собой ценные свидетельства очевидца, причем русского композитора. Мы уже говорили о том, что в России, особенно после гастролей Вагнера в Санкт-Петербурге и Москве в 1863 году, неоднозначное отношение к его музыке породило настоящую войну между вагнерианцами и антивагнерианцами. Так вот, беспристрастные очерки Чайковского, а также его маленькая заметка «Вагнер и его музыка», написанная значительно позднее, в 1891 году, фактически еще тогда поставили точку в этом беспочвенном споре. Отдавая должное великому искусству Вагнера, Чайковский совершенно отмежевывается от его многочисленных эпигонов и недалеких апологетов, на самом деле дискредитирующих его идеи. По мнению Чайковского, Вагнер являлся одним «из самых замечательных личностей во второй половине этого столетия и его влияние на музыку огромно»: «Он был одарен не только большой силой музыкального воображения, он открыл новые формы своего искусства, он нашел пути, неизвестные до него; он был, можно сказать, гением, стоящим в германской музыке наряду с Моцартом, Бетховеном, Шубертом и Шуманом… Что же сказать о вагнеризме?.. Нет! Уважая высокий гений, создавший Вступление к „Лоэнгрину“ и „Полет Валькирий“, преданно склоняясь перед пророком, я не исповедую религии, которую он создал» [521] Чайковский П. И. Вагнер и его музыка // Музыкально-критические статьи. Л., 1986. С. 284–285. .