Мария Залесская - Вагнер

Вагнер уже стал в отчаянии задумываться о бегстве куда-нибудь на Восток, чтобы там, порвав с современным миром, в одиночестве закончить свои дни. И тут произошло чудо! Он получил очередное письмо от госпожи Лоссо, в котором она просто справлялась о его настроении. Видимо, его «самоубийственный» ответ заставил женщину действовать незамедлительно. Она решительно потребовала от Вагнера принять приглашение пожить у нее и ее супруга в Бордо. Для Вагнера в тот момент это был, пожалуй, единственно приемлемый выход. Покинув ненавистный Париж, через Орлеан, Тур и Ангулем он отправился в Бордо.

Его радушно встретили сам Эжен Лоссо, Джесси и ее мать, госпожа Тейлор. Последняя была довольно обеспеченной женщиной, вдовой английского адвоката. Она проживала вместе с дочерью и ее мужем, и во многом молодая пара была обязана именно ей своим стабильным материальным положением.

Однако душевной близости между членами этой семьи не было. Внешне счастливую чету на деле разделяла пропасть непонимания. Джесси в свое время получила прекрасное образование, знала несколько языков, разбиралась в литературе, неплохо играла на фортепьяно. Вагнер вызвался дать ей несколько уроков и был удивлен тем, насколько легко она справлялась с такими сложными для исполнения произведениями, как, например, соната B-dur Бетховена. Муж-виноторговец мало подходил для столь утонченной и образованной натуры. Он был неспособен вести беседы об искусстве и литературе, в которых так нуждалась Джесси. Ее мать также не могла быть для дочери достойной собеседницей, так как к тому времени стала почти глухой.

Духовное одиночество тяготило Джесси. Может быть, именно этим и объясняется то участие, какое она приняла в судьбе Вагнера — лишенного родины и так же, как сама Джесси, тяготившегося всеобщим непониманием и отчуждением. Будь Вагнер успешен, она вряд ли заинтересовалась бы им. При их первой встрече, когда стабильное положение дрезденского королевского капельмейстера не позволяло видеть в нем «мученика от искусства», Джесси ограничилась мимолетным знакомством и, пожалуй, искренним восхищением его музыкой. И лишь когда композитор оказался на краю пропасти, Джесси со всем пылом бросилась его спасать. Видимо, ее натуре были свойственны излишняя экзальтация и неумение задумываться о последствиях своих поступков. Надеялась ли она на более глубокие отношения с Вагнером? Скорее всего, да. Тем более что охлаждение в ее супружеских отношениях произошло еще до его приезда. Об этом говорит хотя бы тот факт, что Эжен даже не считал нужным скрывать от окружающих, что его жена давно перестала его любить, что она не любила бы и их ребенка, а значит, хорошо, что Джесси так и не стала матерью. Так что в данном случае ставить Вагнеру в вину разрушение семейного очага совершенно несправедливо. Не он выбрал Джесси, а она выбрала его, причем нашла для этого самый подходящий момент.

Однако всё это делало положение Вагнера в семействе Лоссо довольно двусмысленным. Джесси практически не скрывала, что их длительные беседы доставляют ей огромное наслаждение. В скором времени она поняла, что ее чувства к композитору отличаются от дружеских. Захоти Вагнер тогда, Джесси бросила бы семью и пошла за ним, куда бы он ни позвал.

Был ли Вагнер способен ответить взаимностью? Безусловно, в том тяжелом душевном состоянии, в котором он пребывал в период развития отношений с Джесси Лоссо, он нуждался в искреннем и понимающем друге. Собственно, таким другом Рихард и считал ее в самом начале своего проживания в Бордо. Его отношения с Минной напоминали отношения Джесси с Эженом: Вагнера давно перестала понимать жена, Джесси — муж. Рихард устал постоянно искать компромиссы между собственными интересами и интересами Минны. Наконец, в середине марта он получил гневное письмо жены с требованием немедленно вернуться в Париж и во что бы то ни стало добиться там успеха, если он не хочет разрыва с ней. Чаша терпения переполнилась. Вагнер ответил, что считает Минну свободной от обязательств по отношению к нему. Со своей стороны он обязуется всегда отдавать жене половину от всех своих доходов.

Одновременно с очередным разрывом с Минной Вагнер узнал из газет, что Рёкель и Бакунин приговорены к смертной казни. (Впоследствии казнь была заменена пожизненным заключением. Рёкель провел в тюрьме 13 лет; Бакунин в 1851 году был вновь приговорен к смерти австрийским правительством, но выдан России и заключен в Алексеевский равелин Петропавловской крепости, в 1857 году после прошения Александру II отправлен на поселение в Сибирь, откуда бежал в 1861-м.) Вагнер был глубоко потрясен. Не в силах сдержаться, он послал прощальное письмо в крепость Кёнигштайн ( Königstein), где его друзья содержались в ожидании казни. Сам Вагнер считал, что письмо, так и не дошедшее до адресатов, было уничтожено. На самом деле оно сохранилось. «…Во сне и наяву — всегда вы были и оставались мне близки и дороги: в обаянии силы и страданий, достойные одновременно зависти и слез» [289] Он же. Моя жизнь: Мемуары. Письма. Дневники. Обращение к друзьям. Т. 4. С. 548. . Идеал самопожертвования был перед Вагнером в лице его друзей! В письме также есть одна любопытная фраза: «Если суждено мне испытать невыразимое счастье получить от вас последний привет, — вы знаете, где найти меня: у М. J. L.». За этими загадочными инициалами (существует предположение, что в оригинале имя было написано полностью) скрывается не кто иной, как мадам Жесси (так называли ее в семье) Лоссо. Стало быть, к марту Вагнер уже прочно поселился в ее гостеприимном доме.

Хотя Вагнер и признавал, что далеко не все его идеи госпожа Лоссо могла понять и принять, но всё же ему казалось, что она теперь единственная родственная душа, способная разделить с ним и горе, и радость. Дарованную судьбой любовную авантюру Вагнер принял с благодарностью. Джесси и Вагнер стали, так сказать, «любовниками по несчастью». Хотя, скорее всего, до настоящей близости у них дело так и не дошло. Есть письменные свидетельства «декларации о намерениях» бежать вместе в Грецию или в Малую Азию, заняться там чем придется и навсегда порвать с тем миром, который их не принял. Но не более! К тому же инициатива совместного побега исходила от Джесси, Вагнер же планировал это «радикальное средство» лишь для себя одного и всеми силами старался отговорить ее от рокового шага. Боясь дальнейшего развития событий, в конце апреля Вагнер, окончательно выбитый из колеи, без каких бы то ни было планов на будущее, покинул Бордо и вернулся в Париж.

Здесь он немного пришел в себя и сбросил пелену наваждения. Ему захотелось побыть по-настоящему одному и разобраться в своих чувствах. Но тут Рихард узнал, что в Париже его разыскивает Минна, уже передумавшая разрывать последнюю ниточку, связывающую их. Ему ничего не оставалось, как спешно покинуть Париж и уехать в Монморанси, то есть фактически сбежать от обеих женщин. Оттуда Вагнер, переведя дух от любовных переживаний, в первую очередь переслал Листу партитуру «Лоэнгрина» с просьбой поставить его в Веймаре (письмо от 21 апреля), что уже говорит об отрезвлении и полном отказе от мыслей о бегстве «из мира». Из Монморанси Вагнер переехал в Вильнёв недалеко от Женевского озера. Там он подготовил к печати текст поэмы «Смерть Зигфрида» (к этому времени Вагнер уже отчаялся положить его на музыку и решил выпустить в свет как литературное произведение) и отослал рукопись Отто Виганду, однако вскоре получил ее обратно: Виганд сомневался, что издание будет иметь успех.