Алексей Булыгин - Карузо

— Публику куда больше привлекли мой мягкий светлый голос и манера исполнения, нежели вопли мадам X. С этого момента успех сопутствовал мне во всем репертуаре Сонцоньо [103] Key P. Enrico Caruso, Singer and Man // Daily Telegraph, 17 July 1920. .

Справедливости ради надо признать, что Зина де Нуовина, несмотря на бесцеремонную в тот момент манеру поведения, была действительно талантливой певицей, много лет выступавшей на ведущих оперных сценах Европы и получившей наибольшее признание как раз во французском репертуаре. Она пережила Карузо почти на двадцать лет, однако рано ушла со сцены, и записи ее голоса не сохранились [104] Фамилия певицы числится в каталоге фирмы «Патэ», но грампластинки до сих пор не найдены. . Так что, увы, в истории вокального искусства имя румынки если и вспоминается, так в связи с печально известным эпизодом, вошедшим во все биографии «короля теноров».

Кроме выступления в «Девушке из Наварры» Карузо участвовал в двух мировых премьерах. 10 ноября 1897 года он спел партию Вито в «Обете» У. Джордано. Это произведение — авторская переделка не имевшей успеха оперы «Malavita» (название можно перевести как «Подонки», «Преступная жизнь»; если набраться смелости — «На дне»), впервые поставленной в 1892 году в римском театре «Арджентино». Опера и на этот раз не встретила признания, однако для Карузо выступление в ней было ознаменовано совместным появлением на сцене с Розиной Сторкио, будущей первой исполнительницей роли Чио-Чио-сан и ряда других партий в операх современных ей композиторов. Сторкио была выдающейся певицей и актрисой. Сергей Юрьевич Левик, видевший певицу на сцене, вспоминал:

— Здесь не было никаких фейерверков, а было настоящее большое искусство. Никаких ослепительных компонентов исполнения, но все на большой высоте. Здесь были видны большая культура, глубокая музыкальность, искреннее переживание и редкое изящество… Вид фарфоровой статуэтки, грациозность движений, полная симпатии улыбка, сияющие добротой глаза, весь мягкий, милый и творческий облик этой певицы никого не ошеломил, но постепенно она надолго привязала к себе всех [105] Левик С. Записки оперного певца. М.: Искусство, 1962. С. 173. .

Энрико впервые выступал на сцене с партнершей столь высокого ранга.

А 27 ноября 1897 года Карузо представил на суд публики роль Федерико в новой опере Ф. Чилеа «Арлезианка», написанной по одноименной новелле Альфонса Доде. Услышав его исполнение, композитор пришел в такой восторг, что назвал его «Данте теноров» и впоследствии настоял на участии Энрико в мировой премьере лучшей своей оперы — «Адриенны Лекуврер». «Арлезианка» особого успеха не имела, однако после этой постановки о Карузо заговорили уже в масштабах всей страны как об одном из самых интересных певцов, а ария, известная как «Плач Федерико», стала одним из любимейших теноровых номеров.

На первом спектакле «Арлезианки» присутствовал лучший драматический тенор Италии тех лет, первый исполнитель Отелло в опере Верди, Франческо Таманьо. Покидая театр, великий певец столкнулся с редактором газеты «Иль Секколо». На вопрос, что он думает о молодом теноре, Таманьо ответил:

— Нет, вы когда-нибудь слышали что-нибудь подобное? Скоро он превзойдет всех нас! [106] Scott Michael. The Great Caruso. P. 30.

Эти слова многого стоят, особенно если учитывать, что в силу своего непростого характера Таманьо меньше всего был расположен к похвалам в адрес конкурентов. Опять перед нами архетип «в гроб сходя, благословил» (в данном случае слова к месту, так как Таманьо через несколько лет завершил карьеру и вскоре умер). Но здесь, в отличие от вышеописанной ситуации с Анджело Мазини, перед нами подлинный факт.

Пока Карузо пел в Милане, Ада провела Рождественский сезон в Фиуме с мужем и маленьким сыном. После небольшого отдыха она отправилась в Триест для выступлений в «Фальстафе» Дж. Верди и «Мефистофеле» А. Бойто. Уже во время репетиций «Мефистофеля» стали раздаваться голоса, что опера вряд ли вызовет восторг у публики. И в самом деле — представление для всех, включая композитора, обернулось провалом. Для всех — кроме Ады, исполнявшей партию Маргариты. Один из критиков назвал спектакль «кораблекрушением, при котором спастись сумела лишь одна синьора Джакетти» [107] Enrico Caruso-Jr. My Father and My Family. P. 54. .

Когда Ада была в Триесте, она получила письмо от Рины, которая, ссылаясь на плохое самочувствие, попросила принять ее. Разумеется, Ада согласилась, и Рина приехала к сестре. Последующие спектакли оперы А. Бойто проходили все с б о льшим успехом, причем Ада исполняла уже не только партию Маргариты, но и Елены. С не меньшим успехом прошли и ее выступления в «Фальстафе». Пресса была очень благосклонна к певице и предсказывала ей феерическую карьеру. На одном из спектаклей побывал Джузеппе Верди, который был сильно растроган. Он обнял Аду Джакетти и сказал, что не слышал более совершенной интерпретации партии Алисы. Выступления Ады в Триесте завершились триумфальным бенефисом. Фанатичные поклонники преподнесли ей двенадцать роскошных букетов и две шкатулки с драгоценностями.

Заглавную роль в «Фальстафе» исполнял баритон Антонио Скотти, который в скором будущем станет ближайшим другом Карузо. Ада была молодой, энергичной, красивой, умной. Не удивительно, что она становилась объектом непрестанного внимания мужчин. Попытался ухаживать за нею и Скотти. Впоследствии Ада рассказывала, что не принимала всерьез эти знаки внимания, однако ее сестра оценивала ситуацию по-другому: она вспоминала, что Ада без памяти влюбилась в своего коллегу. По словам Рины, она служила посредником, передававшим любовные письма баритона и сопрано. Учитывая склонность Ады к флирту и репутацию Скотти как мужчины, перед которым не могла устоять ни одна женщина, роман Ады Джакетти и Скотти представляется вполне вероятным. Рина вспоминала, что в конце концов отказалась от роли «почтальона любви», сочтя ситуацию крайне неприличной. Впоследствии она никогда не рассказывала об этом эпизоде Карузо, так как понимала, какую боль могла причинить любимому мужчине. К тому же она знала, как он дорожил дружбой со Скотти, а добрые отношения между ними после подобного «признания» наверняка осложнились бы. Как бы то ни было, этот эпизод говорит о том, что Ботти имел основания для ревности еще до того, как в жизни его жены появился Энрико.

По всей видимости, Ада не испытывала нежных чувств к мужу и не очень его уважала. Не известно, что стало причиной охлаждения молодой женщины к Ботти, и была ли между ними вообще когда-нибудь любовь. Возможно, причины крылись в том, что сферы, в которых вращались супруги, были слишком уж разными. Ада жила театром, а ее муж идти по пути оперной карьеры не захотел, что, естественно, не обрадовало честолюбивую примадонну. Ботти проводил большую часть времени в разъездах, Ада также постоянно уезжала, так что супруги виделись довольно редко. Однако Ботти отнюдь не горел желанием терять жену.