Алексей Булыгин - Карузо

На первом представлении 11 марта 1902 года собрался весь цвет итальянской богемы. Среди присутствовавших были Пуччини, Джордано, Пьетро Флоридиа, Габриеле Д’Аннунцио, Иллика (автор текста оперы), Джакоза и многие другие знаменитости. Однако и в этом произведении композитор не смог продемонстрировать собственный стиль. Критики крайне скептически оценили его наивную попытку, например, стилизовать немецкий быт через введение в музыку народных немецких песен — причем это на фоне того, что собственный мелодический дар Франкетти был более чем скромным. Среди упреков в его адрес был и такой: автор явно испытывал трудности с созданием индивидуальных характеристик своих персонажей. Кроме Энрико в опере пели Амелия Пинто и баритон Марио Саммарко, дирижировал Артуро Тосканини. Карузо в партии Федерико (Фридриха) Лёве был великолепен. Правда, один из рецензентов написал, что тенор «выступал в роли, требующей более драматичного, властного и сильного голоса» [155] Corriere della Sera, 12 March 1902. . Но публика считала иначе, и Энрико познал истинный триумф, а опера — возможно, именно благодаря участию в ней Карузо — приобрела на какое-то время немалую популярность. К ее постановке обращались крупнейшие театры Европы (до начала мировой войны, разумеется), но без участия Карузо она не долго задерживалась в репертуаре.

Миланская постановка оказалась самым большим успехом в композиторской карьере Франкетти, а в биографии Энрико она сыграла роль весьма своеобразную — фактически именно она побудила представителя звукозаписывающей фирмы «Граммофон и пишущие машинки» Фреда Гейсберга предложить Карузо сделать первые записи.

История их довольно примечательна. К тому моменту существовали три основных вида звукозаписи, возникшие почти одновременно в 1877 году: фонограф, изобретенный Томасом Эдисоном, графофон (усовершенствованный Александером Беллом вариант фонографа) и граммофон — творение Эмиля Берлинера. Поначалу записи выпускались на валиках, проблема которых была в крайне ограниченных возможностях тиражирования. Берлинер усовершенствовал идею Эдисона и решил проблему изготовления множества копий с изначального носителя — матрицы. Первым крупным певцом, которого записали на фонограф, стал французский баритон Бернар Беже. Это сделала в 1898 году фирма «Коламбия Графофон» во время его гастролей в Нью-Йорке [156] Грюнберг П. H. История начала грамзаписи в России. М., 2002. С. 19. . С этого момента оперные певцы нередко фиксировали свой голос, однако качество записи было довольно низким, голоса сильно искажались и массового спроса на пластинки не было.

Первые записи Карузо, как относительно недавно окончательно выяснилось, были осуществлены английской фирмой «Граммофон и пишущие машинки» (до этого первыми значились пластинки фирм «Патэ» и «Зонофон», ошибочно отнесенные к 1900 году; это мнение, например, заявлено в книге X. Драммонда и Д. Фристоуна [157] Драммонд X., Фристоун Д. Дискографическое наследие Энрико Карузо // Энрико Карузо на сцене и в жизни / Пер. с англ. М.: Аграф, 2002. С. 312. ). Сама фирма возникла в 1898 году в Лондоне поначалу как филиал компании Эмиля Берлинера. Его представитель Оуэн, как только прибыл в Британию, воспользовался технологиями своего шефа и учредил там ставшую первой в Европе студию звукозаписи, а также фирму по производству граммофонов, грампластинок и некоторых других товаров, которая с 1900 года стала называться «Граммофон и пишущие машинки» (компания выпускала помимо указанного также и электрические часы; впрочем, последние направления не имели успеха, сравнимого с граммофонной продукцией, и были вскоре свернуты). Таким образом, было положено начало одной из самых крупных впоследствии фирм в истории звукозаписи (в 1931 году она была объединена с «Коламбией» и таким образом был создан концерн «ЕМІ»).

С 1900 года фирменным знаком «Граммофона» стала картина Френсиса Барро «Голос его хозяина» («His master’s voice»), на которой был изображен белый пес, слушающий звуки, доносящиеся из трубы граммофона. Этот знак быстро стал невероятно популярным и отражал новые веяния: на заре нового столетия невероятно возрос интерес к технике.

Представители фирмы «Граммофон» братья Фред и Уилл Гейсберги, записав все, что они хотели в Англии, предприняли европейское путешествие, добрались и до России, где заключили контракты на запись с Ф. Шаляпиным, Л. Собиновым, О. Камионским, А. Вяльцевой и другими известными певцами. По совету петербургского предпринимателя Раппопорта Гейсберги стали печатать наиболее значимые пластинки с красной этикеткой в центре с буквами, выполненными золотой краской. Так возникла знаменитая серия «Ред лейбл» [158] Ильин Ю., Михеев С. Великий Карузо. С. 98. .

В 1902 году братья Гейсберги прибыли в Италию, чтобы зафиксировать в Сикстинской капелле голос одного из последних кастратов Ватикана — Алессандро Морески. Будучи проездом в Милане, братья побывали на премьере «Германии» и тут же решили записать голос Карузо, но тот, еще не вполне понимая, о чем идет речь, запросил огромную по тем временам сумму — десять фунтов за номер. Получив категорический отказ от руководителей, Гейсберги решили не отступать. 11 апреля 1902 года в миланском «Гранд-отеле», в комнате, находящейся этажом выше той, где год назад умер Верди, прошел первый в жизни Энрико сеанс звукозаписи.

«Карузо появился в отеле, — вспоминал Фред Гейсберг, — беспечно помахивая тросточкой, расфранченный, в окружении неизменной свиты из его друзей и поклонников. Он спешил. Ему не терпелось поскорее получить свои фунты и отправиться с приятелями обедать. Но тем пришлось долго дожидаться в коридоре — едва принявшись за работу, Карузо позабыл обо всем на свете…

Во время этого сеанса он записал десять оперных арий из своего текущего репертуара, а самой первой напетой им на пластинку вещью стал фрагмент пролога к „Германии“ с символичным названием: „Слушайте, студенты!“ … Конечно, по нынешним меркам эти записи были еще технически несовершенны: мешали сильные посторонние шумы, звук „плавал“, аккомпанемент звучал „деревянно“, и фортепианные аккорды напоминали „старушечье клацанье вставными челюстями“. Длительность записи была ограничена, и не всегда удавалось уложить номер на пластинку целиком. Вращательный механизм тогдашнего звукозаписывающего аппарата приводился в действие гирей, спускавшейся на тросе из-под потолка, так что отведенное на запись время определялось скоростью движения гири и высотой помещения. При этом после каждой записи механизм требовал регулировки и смазки, отчего постоянства скорости невозможно было добиться даже в рамках одного сеанса. Но при всех технических недочетах первых карузовских записей сразу стало ясно и другое: голос Карузо оказался намного „фоногеничнее“ голосов других певцов, уже пробовавших себя в звукозаписи» [159] Драммонд X., Фристоун Д. Дискографическое наследие Энрико Карузо. С. 324–325. .