Элизабет Ланди - Тайная жизнь великих композиторов

С самого начала музыканты, работавшие в классической традиции, творчески заимствовали джазовые элементы. Сегодня нам трудно расслышать «джазовые нотки» в произведениях вроде «Болеро» Равеля, но современная Равелю публика слышала их отчетливо — и далеко не всегда подобные эксперименты одобряла. Среди композиторов Гершвин был наиболее тесно связан с джазом — «Рапсодия в стиле блюз» декларировалась как джазовый концерт, — но и Копленд, и Бернстайн также сочиняли музыку, инспирированную джазом.

Некоторые джазовые артисты отблагодарили Европу, включив в свою музыку традиционные европейские элементы. Дюк Эллингтон в своих пространных композициях вышел за пределы джаза, создав то, что он называл просто «американской музыкой», и одна из его джазовых сюит — «Черное, коричневое и бежевое» — повествует об истории афроамериканцев. Наконец, американский «Модерн Джаз Квартет» сочетал джаз с отменным владением барочным контрапунктом; они писали великолепные фуги, следуя стандартам эпохи бибопа и свинга.

Где-то там наверху Дворжак сейчас улыбается — и, возможно, отбивает ногой ритм.

25 СЕНТЯБРЯ 1906 — 9 АВГУСТА 1975

АСТРОЛОГИЧЕСКИЙ ЗНАК: ВЕСЫ

НАЦИОНАЛЬНОСТЬ: СОВЕТСКИЙ РУССКИЙ

МУЗЫКАЛЬНЫЙ СТИЛЬ: МОДЕРНИЗМ

ЗНАКОВОЕ ПРОИЗВЕДЕНИЕ: ВАЛЬС ИЗ «СЮИТЫ ДЛЯ ЭСТРАДНОГО ОРКЕСТРА № 2»

ГДЕ ВЫ МОГЛИ СЛЫШАТЬ ЭТУ МУЗЫКУ: НА ФИНАЛЬНЫХ ТИТРАХ В ФИЛЬМЕ СТЕНЛИ КУБРИКА «С ШИРОКО ЗАКРЫТЫМИ ГЛАЗАМИ» (1999)

МУДРЫЕ СЛОВА: «ЕСЛИ МНЕ ОТРУБЯТ ОБЕ РУКИ, Я БУДУ ВСЕ РАВНО ПИСАТЬ МУЗЫКУ, ДЕРЖА ПЕРО В ЗУБАХ» [58] Из разговора с близким другом Исааком Гликманом в 1936 году. Цит. по: Шостакович Д.Д. «В каждой моей ноте есть капля моей живой крови»: Переписка Дмитрия Шостаковича с Верой Дуловой (1934–1939) / Шостакович Дмитрий Дмитриевич; публикация, составление и примечания Е.В. Дуловой // Наше наследие. — 2006. - № 79–80. — С. 160–169. В примечаниях там значится следующее: «И.Д. Гликман вспоминает: «…Дмитрий Дмитриевич однажды сказал мне: «Если мне отрубят обе руки, я буду все равно писать музыку, держа перо в зубах». Эта грозная фраза, произнесенная как бы деловито, с какой-то невероятной простотой, без каких бы то ни было аффектаций, совершенно потрясла меня. Мороз подирал по коже. На один миг я вообразил эту зловещую фантасмагорию в духе Данте. У меня пропали все слова. Я растерянно молчал»». .

Вообразите, что вы играете в игру, правила которой вам никто не объясняет, но за нарушение правил наказывают смертью.

Такова была жизнь композитора Дмитрия Шостаковича. Провозглашенный великим талантом, он, будучи в Советском Союзе публичной фигурой, всю жизнь играл в эту опасную игру. То композитора восхваляли и восторгались его произведениями, а то газета «Правда» клеймила его творчество, и тогда исполнение музыки Шостаковича запрещалось; травля достигла столь высокого накала, что даже десятилетнего сына композитора принуждали «разоблачать» отца [59] Сам Максим Дмитриевич Шостакович вспоминал об этом так: «…мне было 10 лет. В 1948 году, когда после речи Жданова травили отца, в музыкальной школе на экзамене меня заставляли его ругать». (Максим Шостакович о своем отце // Время и мы. 1982. Ns 69. С. 183.) .

Многие друзья и коллеги композитора погибли или оказались в мрачном ГУЛАГе, — но Шостакович выжил. Он сыграл в ту страшную игру, излив свое горе в мощной, глубокой музыке, из которой мы многое можем узнать о том, какую дань взимает тоталитаризм с человеческой души.

Когда в феврале 1917 года в России вспыхнула революция, семья Шостаковичей, представителей интеллигенции, жила в Санкт-Петербурге, пестуя своего явно одаренного сына Дмитрия. Позже официальные биографы написали, что Шостакович находился в толпе тех, кто встречал на Финляндском вокзале Ленина, вернувшегося из ссылки. Трогательная история, но абсолютно неправдоподобная — Шостаковичу тогда было десять лет [60] Автор ошибается. На самом деле возраст Шостаковича и «официальные биографы» здесь ни при чем. Десятилетний Митя вместе с несколькими школьными друзьями действительно оказался 16 апреля 1917 года на площади у Финляндского вокзала в толпе людей, слушавших речь Ленина. . И все же, пусть Шостаковичи и не были твердолобыми коммунистами, революцию они приветствовали — в надежде, что она покончит с коррумпированным и репрессивным царским режимом.

В 1919 году Шостакович поступил в Петроградскую консерваторию. То время — начало 1920-х — было очень тяжелым. Зимой в неотапливаемой консерватории студенты занимались в пальто, шапках и варежках, оголяя руки, только когда приходилось что-либо записывать. Тем не менее Шостакович потряс преподавателей и однокашников своей дипломной работой — Первой симфонией, написанной в 1924–1925 годах. Впервые и с большим успехом она была исполнена 12 мая 1926 года в Ленинградской филармонии.

Вскоре Дмитрия Шостаковича назначили представлять Советский Союз на Первом Международном конкурсе пианистов имени Шопена в Варшаве, но, прежде чем ехать в Варшаву, требовалось прослушать курс марксистского музыковедения. Шостакович, по-видимому, не отнесся к этому курсу серьезно. Когда другого студента попросили объяснить различия в творчестве Листа и Шопена с общественно-экономической точки зрения, Шостакович расхохотался. Экзамен он провалил. К счастью, ему разрешили переэкзаменовку, и он, не моргнув глазом, отбарабанил положенное. И усвоил на будущее: с политикой фамильярничать не стоит.

В 1932 году Шостакович женился на Нине Варзар, физике по профессии. Их дочь Галина родилась в 1936 году, сын Максим в 1938-м. Тем временем советским художникам принялись навязывать социалистический реализм в качестве ленинского, а значит, базового художественного метода, согласно которому искусство должно обличать язвы капитализма и славить достижения социализма. Формалистическое «искусство для искусства» подлежало решительному искоренению, равно как и усложненный, «заумный» модернизм; искусству следовало быть понятным и доступным не только интеллигенции, но и рабоче-крестьянским массам.

В начале 1930-х годов Шостакович старался приспособить эти требования к собственным творческим исканиям. Результатом его стараний стала опера «Леди Макбет Мценского уезда» — по повести Н.С. Лескова о купеческой жене. Опера, поставленная в январе 1934 года, пользовалась бешеным успехом.

26 января 1936 года «Леди Макбет» удостоили вниманием самые уважаемые слушатели — Иосиф Сталин и его ближайшее окружение. Верховный вождь ушел со спектакля, не дождавшись финала, и это не предвещало ничего хорошего. Два дня спустя Шостакович, открыв газету «Правда», увидел не подписанную редакционную статью, озаглавленную «Сумбур вместо музыки». «Леди Макбет» там охарактеризовали так: «Слушателя с первой же минуты ошарашивает в опере нарочито нестройный, сумбурный поток звуков. Обрывки мелодии, зачатки музыкальной фразы тонут, вырываются, снова исчезают в грохоте, скрежете и визге. Следить за этой «музыкой» трудно, запомнить ее невозможно» [61] Сумбур вместо музыки // Правда, 28 января 1936 г. . И дальше: «Способность хорошей музыки захватывать массы приносится в жертву мелкобуржуазным формалистическим потугам, претензиям создать оригинальность приемами дешевых оригинальничаний. Это игра в заумные вещи, которая может кончиться очень плохо» [62] Там же. .