Максим Кравчинский - Музыкальные диверсанты

Из статьи «О свободах подлинных и мнимых» (И. Александров, «Правда» от 21.02.1976):

…О подлинном облике людей, именуемых на Западе «инакомыслящими», со всей очевидностью свидетельствует тот факт, что, оказавшись за рубежом, они поступают на службу в антисоветские центры, контролируемые империалистическими секретными службами. Так, Галич, Коржавин, Шария подвизаются в радиоцентре «Свобода» — одном из главных органов подрывной деятельности против СССР и других социалистических стран, а Штейн — в антисоветском издательстве «Посев», — все они содержатся на средства иностранной разведки…

Обложка книги «Разведчики разоблачают». (Политиздат, 1977)

В богемных кругах Москвы, Ленинграда и Тбилиси, где артиста хорошо знали и помнили, пластинка произвела эффект ядерного взрыва. Одни восхищались и восторженно задирали кверху большой палец, другие осуждали и обвиняли в предательстве, но слушали и переписывали запретную песнь все без исключения. До рядовых меломанов запись доходила в десятой копии, потеряв в пути и качество звука, и даже имя исполнителя. Потому неудивительно, когда даже в век Интернета удивленные посетители музыкальных сайтов, скачав раритет, пишут: «Слушал эти песни еще у отца на бобинах и никогда не знал, кто исполняет… Спасибо!»

Взглянем и мы на трек-лист этой музыкальной «листовки»!

Четыре песни Высоцкого («Корабли», «Антисказка», «Я не люблю», «Зека Васильев и Петров»), две — Алешковского («Товарищ Сталин», «Советская пасхальная»), одна — Клячкина и остальные — народные («Не печалься, любимая», «Колыма», «Приморили»).

Если на пластинках первой и второй эмиграции обязательно как гром вслед за молнией появлялись запетые «Две гитары», «Бублички» и «Гори-гори», то на дисках музыкальных диверсантов семидесятых столь же неизменно будут возникать композиции Алешковского (без «Товарища Сталина» не обошлась, наверное, ни одна такая пластинка), Высоцкого (там было, где разгуляться) и некоторых их собратьев по гитаре и перу вроде Клячкина. Конечно же включались туда и сочинения безвестных мастеров — «Колыма» (это же бренд не хуже ГУЛАГа, а про «Ванинский порт» западным людям еще надо как-то разъяснить), «Не печалься, любимая!» (она же, как матерый уголовник, скрывалась за именами «Эшелон» и «Спецэтап»), «Приморили», «Таганка», «Постой, паровоз!»…

К этим репертуарным совпадениям мы еще не развернемся.

В начале 2000-х «Песни советского подполья» переиздали на лазерном диске, а сам артист стал все чаще наведываться на родину, в Грузию.

Встречавшийся с ним в начале девяностых в Мюнхене, незадолго до переезда редакции радио «Свобода» в Прагу, журналист Дмитрии Добродеев вспоминал:

«…ресторанчик Шухер-Келлер. Нугзар — дородный двухметровый грузин, ярый антисоветчик и русофоб. Но он, смывшись в начале 1970-х, успел узнать в загранке и Орсона Уэллса, и Юла Бриннера, и Алешу Димитриевича. Это придает ему особый статус.

Нугзар Шария. Кадр из фильма «Абесалом и Этери». 1968

Он берет гитару и напевает романсы. Забавляет эзотерическими намеками — мол, доктор Живаго у Пастернака так назван потому, что он живой.

Напоминает гостям, что был другом Гамсахурдиа… На стенах — фотографии Нугзара со съемок, тбилисские мотивы и даже грузин в буденовке — дед самого Нугзара. И тут же — автограф Гамсахурдиа.

Нугзар готовится в Америку. Он не поедет в Прагу. Мучительно худеет — уже на двадцать кило. <���…>В Америке он хочет открыть грузинский ресторан — в Майами.

Его мечтам не суждено сбыться. Пятнадцать лет спустя Нугзар вернется на родину, немолодой, чтобы снять фильм о грузинских святых Нине и Кетеван. По заказу самого патриарха Илии Второго. Но кто реальный спонсор этого проекта? Мы этого не узнаем. Оно нам и не нужно…»

Творческая карьера артиста сложилась на Западе если и не блестяще, то вполне удачно. Эмиграция явно не стала для Нугзара Спиридоновича потерянным временем. В интервью еженедельнику «“АиФ” — Тбилиси» (2005) он вспоминал:

«Как-то в Москве мне подарили пластинку Алеши Димитриевича и Юла Бриннера. Позже, во Франции, я взял в руки гитару и спел в дуэ те с Димитриевичем знакомый репертуар. С этого началась моя вокальная карьера. Спустя несколько лет Бриннер услышал, как я дублировал его на русском в “Великолепной семерке”, и потребовал, чтобы па следующий же день ему организовали встречу со мной, ведь сам Юл был русским, притом княжеского происхождения. Мы познакомились и начали работать вместе в театре и на телевидении. А знакомство с Дюком Эллингтоном стало новой страницей в моей жизни. Его племянник написал музыку к мюзиклу о Пушкине, а меня попросили написать либретто, лейтмотив и хоралы. За этим последовало музыкальное оформление спектакля “Дядя Ваня”, который поставил ведущий сегодня американский режиссер Майкл Николс в театре на Бродвее. Там же мы познакомились, и начали работать с греческой актрисой Иреной Напас… Больше всего мне довелось играть на немецкой сцене и в кино, за что и наградили званием народного артиста Германии. В 1998 году я ушел на пенсию и перебрался жить во Флориду».

Стоит обратить внимание и на то, что в каждом подобном проекте песни, как правило, переводились на язык страны издания или как минимум на английский. Шария и вовсе перед каждой песней зачитывал на корявом английском ее краткий перевод. И неслучайно среди создателей альбома значится имя Миши Аллена. Для тех, кто в теме, имя его овеяно легендами. И вполне заслужено.

Уроженец Литвы Михаил Юрьевич Каценеленбоген попал на Запад в годы нэпа. Обосновался в Канаде и взял фамилию попроще — Аллен. Его отец всю жизнь интересовался фольклором, занимался переводами литовских сказок и песен. Увлечение передалось по наследству.

В годы Второй мировой молодой человек служил в армии. По долгу службы ему не раз доводилось бывать в лагерях, где содержались «остарбайтеры» и «Ди-Пи».

По вечерам бывшие «осты» собирались около своих бараков и пели какие-то песни со знакомыми мотивами, но незнакомыми словами.

Первый переводчик песен Высоцкого на английский коллекционер Миша Аллен (1911–2001) вместе со своим кумиром. Торонто, 11 апреля 1979 .