Дитер Болен - Ничего кроме правды

Конечно, всё это было бредом. Но в моей голове сразу же появились новые видения, новые цели. Верона была той женщиной, которая сама себя преподнесла мне на блюдечке с золотой каёмочкой. Я откусил от неё, как от яблока, и в тот же момент забыл обо всём на свете. «О, да, правильно! Я и впрямь могу так сделать!» — начал думать я — «Ясное дело, у меня ведь полно денег!» Я влюблялся всё сильнее, и мне становилось всё равно, хороши мои дела в музыке или нет. Как ребёнок, у которого отнимают плюшевого мишку, пытался я найти новую игрушку.

Если кто–нибудь сказал бы мне заранее, что я буду полгода подряд целомудренно сидеть в машине рядом с клёвой тёткой, я бы назвал его сумасшедшим. Наши посиделки в Феррари, Порше, Мерседесе помимо глубокого разочарования принесли мне ужасный грипп. В разгар зимы мы просидели как–то всю ночь у «Elysee» и отморозили себе задницы. Стёкла покрылись льдом, так что мы даже наружу поглядеть не могли. «Слушай, Верона» — сказал наконец я около двенадцати часов пополудни — «Почему бы нам не пойти в тот отель? Снимем комнату, выпьем чего–нибудь и продолжим разговор!» Но она долго жеманничала, прежде чем согласиться. «Ах, нет, ах, правда, ах, Дитер! Там меня могут увидеть. А я должна думать о своей репутации певицы!» В это время она была не более знаменита, чем торговка мясом из «Эдеки». «О'кей," — согласилась она — «но мы только зайдём в вестибюль! По быстрому выпьем кофе». Не успели кусочки рафинада раствориться в чашках, как мы поцапались.

Чтобы быть до конца честным, скажу, что ссорились мы постоянно. При каждой встрече около тридцати пяти раз. И мы расставались, хотя и не были вместе. Мы мирились, хотя это не продвигало наши отношения ни на шаг. Она кричала: «Выпусти меня сейчас же! Я хочу на вокзал!» Если я её туда отвозил, она отказывалась: «Нет–нет, поехали назад, я остаюсь!» Это была игра, в которой я был марионеткой.

И теперь в вестибюле «Elysee» началась старая игра: она выбежала, я следом. А за мной нёсся официант: «Эй, вы должны заплатить!» — он думал, будто я хочу улизнуть, не заплатив. В такой ситуации и стена бы разозлилась. «Да не хочу я убегать от вас из–за двух чашек кофе. Просто мне нужно догнать ту женщину, что только что выбежала!» — говорил я рассеянно.

Дома я рассказывал Наде: «Знаешь, я тут с кем–то познакомился. Её зовут Верона. Но у нас с ней ничего не было!» — что в тот момент было чистой правдой. Ноль целых ноль–ноль сотых, только начало чего–то, похожего на чувство. Я даже ставил Наддель в известность: «Слушай, я встречусь снова с этой Вероной, мы только сходим поужинать вместе. Ничего такого не будет, поверь мне, я её даже не поцелую!»

Конечно, Наддель отовсюду названивали ябеды, чтобы поведать обо мне и о Вероне: какими дикими вещами мы будто бы занимаемся и тому подобное! Выдумки, которые она мне сразу же рассказывала. Но она не говорила ничего типа: «Нет, не смей больше встречаться с ней, Дитер!» Наддель была очень терпелива, а может быть, ей было наплевать.

После шести месяцев, проведённых в машине, моё тело возмутилось. С меня было довольно. Это был бунт иммунной системы. Я весь покрылся прыщами, мне казалось, будто я умираю. После наших разговоров в машине я ехал домой — иногда было уже 7 часов утра — часа два лежал в постели, и в десять уже был в студии Луиса. А вечером то же самое: авто, ссориться, мириться. Но прекратить я не мог, я до потери рассудка влюбился в Верону. Я замечал, что теряю контроль над собой. Она довела меня до того, что я стал делать вещи, которых не делал никогда раньше. Иногда мне казалось: Дитер, это погубит тебя.

«Знаешь, у меня был судебный исполнитель» — этой новостью Верона ошарашила меня при следующей встрече — «он опечатал всю мебель. Мне срочно нужно 30 000 марок! Если ты мне их не дашь, я попаду в тюрьму». Я растерялся: «Почему у тебя нет денег?» У Вероны уже был готов ответ: «Ну, Дитер, мы так часто встречаемся» — объясняла мне она — «у меня, так сказать, нет времени, чтобы зарабатывать деньги. А раз уж я не зарабатываю деньги, мне нечем оплачивать счета. Мне следовало бы пойти работать, но тогда у меня не будет времени для тебя! И, кроме того, мне придётся скрываться. Иначе я не смогу больше видеться с тобой». Я дал ей только 10000 марок.

Мы встречались 8 месяцев, но наши отношения не шли дальше тисканья в машине. По моим понятиям это ничтожно мало. Мы стояли около «Mc Donald's Drive–in», когда я вдруг спросил: я «Как думаешь, может нам пожениться?» Она: " Почему нет? Хорошая идея!» На это я заметил: «Я знаю отличного нотариуса, он поможет нам заключить брачный договор. Должен тебе сказать, договор я заключал с первой женой, и так буду поступать впредь». Лучше бы я этого не говорил. Верона разъярилась так, что ещё немного, и она потеряла бы человеческий облик: «Да, но когда женишься, то речь идёт о чувствах! А чувства и договоры несовместимы». Муж несёт ответственность за свою жену, причём в финансовом отношении тоже, это мне следовало бы уяснить и всё в таком духе.

Заключать брачный контракт или нет — на эту тему мы немало спорили, так что я оказался на распутье: послать старую перечницу ко всем чертям или попытаться найти какой–нибудь компромисс? Мы решили отправиться вместе в отпуск, ибо никогда ещё не ночевали в одной комнате, и по окончании отпуска я должен был решить, женимся мы или нет. Эту идею подал мозг Вероны.

Она сказала мне, где живёт, впервые у меня был её адрес. Она жила на какой–то грязной улочке в районе Эймсбюттеля. Мы улетали рано утром, и я боялся, что я закажу всё — самолёты, путешествие, отель — а потом вынужден буду отправиться в одиночестве. До того мне лишь раз пришлось стать свидетелем того, как Верона прибыла почти вовремя. Полчаса плюс или минус не в счёт. «Я знаю, что ты так и эдак не успеешь вовремя» — говорил я ей, как маленькой девочке — «Ничего не выйдет, я уверен на 1000 %. Уж лучше я заеду за тобой вечером, и мы переночуем в каком–нибудь отеле. А завтра отправимся прямиком в аэропорт». Мы должны были отправляться в Акапулько.

Как мы и договаривались, я позвонил из машины, прежде чем подъехать к её дому: «Слушай, я иду, живо открывай дверь! Я поднимусь к тебе и помогу дотащить чемоданы». Она на это сказала: «Да, хорошо!» По пути к грязной улочке, на которой жила Верона, мне пришлось проехать по куда более мерзким переулкам: О–го–го! — думалось мне — куда это я попал? Да уж, нечасто ездишь по таким местам.

Ровно в восемь я оказался перед дверью её подъезда и позвонил. Я подождал — пять минут девятого. Восемь пятнадцать. Я вновь набрал её номер: «Послушай, Верона, что на этот раз?» Она: «Да–да, я сейчас спущусь». Я не мог понять, в чём проблема: «Да ты просто нажми на кнопку домофона!» А она: «Да, у меня здесь чемоданы, здесь мои чемоданы, мои чемоданы, мои чемоданы — никак не могу привести всё это в порядок " Я заметил, что и сам начинаю нервничать: «Чёрт побери, я помогу тебе, только открой дверь, я войду, возьму все твои чемоданы и отнесу их вниз». Она: «Да, сейчас открою».