Дитер Болен - За кулисами

Нам пришлось битых пять минут благоговейно простоять перед алтарем Мараи, пока не отворилась дверь номера. Наконец, мне разрешили войти. Вот хорошо знакомые мне сто восемьдесят квадратных метров с камином, фортепиано, техникой «Вирпол» и плазменными экранами. Все как обычно!

За одним маленьким исключением. Посреди сидела мисс Кери и сияла, как кельнский собор в ночи. По крайней мере тридцать прожекторов, направленных на нее сверху, снизу и наискосок. Было чертовски жарко, зато ее лицо оказалось погружено в чудесный мягкий свет. Мараи выглядела так здорово, ее кожа была идеальной, как у куклы Барби.

Если кто думает, что грим — важнейшее украшение в шоу–бизнесе, тот далеко заблуждается. Хорошее освещение в тысячу раз важнее. Запомните: тени на фотографиях всегда выглядят паршиво. Любой прыщ становится прыщавее, любая морщина морщинистее, любая залысина залысинней. Чем меньше комната, тем легче должны быть освещены люди, которые в ней находятся. Поэтому в «обзоре событий дня» все выглядят очень красиво. И у Штефана Рааба и Гаральда Шмидта тоже клевый свет. Только до Иоганнеса Б. Кернера еще не доходит. У него все выглядят, словно в склепе, к тому же, ни на день не моложе, чем они есть на самом деле. Вот уж воистину реалити–шоу. П этой причине он велел привезти Габо, звездного фотографа. Она истратила пятнадцать тысяч дневного гонорара на его прожектора. Но так ничем и не воспользовалась

Американская осветительная команда Мараи ничего не оставила на волю случая. Освещено было не только ее лицо, но и, что оказалось для меня в высшей степени необычным и новым, все тело. Мараи лежала, словно новорожденная русалочка, казалось, убежавшая из голливудского фильма тридцатых годов. Каждая складка ее фигуры тщательно задрапирована и представлена строго определенным образом. Рука небрежно и в то же время принужденно лежит на бедре. Голова наклонена под совершенно неестественным углом. Грудь выпячена так, что дальше некуда.

Я во всем этом видел только боль в пояснице и напряжение позвоночника. Я всем сердцем желал ей найти хорошего ортопеда. В такой перекошенной позе памятника она, быть может, уже не один час давала интервью.

В соответствии с такой театральной инсценировкой мы устроили совершенно не инсценированное интервью–болтовню:

«Твой голос совершенно не похож на другие голоса, которые мне доводилось слышать прежде. В твоем голосе есть немного хруста, эээ, что–то типа того…»

«Да», — промямлила Мараи в ответ так, что я едва понял. Потому что она говорила сверхтихо. (Вот, кстати, еще один VIP-трюк — шепот. Тогда всем приходится концентрировать свое внимание на том, что говорит звезда, чтобы понять, чего она хочет).

Окей, следующий вопрос, — подумал я. «Дело в технических средствах или в голосе? Или задействовано и то и другое? Или, может, кое–что за тебя делает в студии звукоинженер? Или это и впрямь твой голос?»

«О… да…» — снова прошелестела Мараи.

«Так что? Как ты это делаешь?» — я постепенно терял терпение.

На что Мараи открыла рот и пропустила через голосовые связки струю воздуха. А потом вдруг спела первые такты «Hero». Действительно гениально. Неповторимо. Тогда–то я и получил оргазм. Вот так сила.

Интервью непринужденно текло еще минут двадцать. Когда я потопал к лифту, меня ожидал сюрприз. Потому что статуя поднялась со своего постамента и живо засеменила рядом со мной. «Что ты делаешь сегодня вечером?» — прошептала она. И без всего этого освещения она все равно выглядела очень хорошо.

Такой восточный фриз как я не может правильно поступить, если женщина делает первый шаг. Я выстроился в линию и пропустил пенальти. «Ну», — ответил я, набитый дурак, — «мне нужно в Гамбург».

Едва я выговорил это, как захотел надавать себе пощечин за собственную глупость. Нопоздно. В лифте по дороге вниз я все время думал: Дитер! Дитер! Дитер! Об этом ты будешь жалеть всю свою жизнь!

Через несколько недель мне позвонили из «Сони», чтобы сообщить, что личный самолет фрау Кери находится на пути к Гамбургу. Мне следовало бы быть наготове. Она ужасно хотела бы зайти на несколько часиков ко мне в студию. И, может, даже попробовать спеть несколько новых песен.

Я чуть не умер от радости. Если кому надо испробовать несколько новых песен — я всегда готов. «Конечно!» — воскликнул я людям из «Сони» на другом конце провода, — «Передайте леди, я готов!»

Не имею понятия, как Мараи меня нашла. Я не дал ей ни адреса ни номера телефона. И в виде исключения не упомянул, что я величайший. В музыкальном отношении.

«И еще несколько мелочей, на которые Вам следовало бы обратить внимание», — сказали эти, из «Сони», — «музыкальные техники должны стоять наготове. В остальном студия должна быть абсолютно пуста. А, да, еще вот что! Фрау Кери прибудет предположительно между двумя часами ночи и двенадцатью часами дня. Но это неточно».

Я мог бы даже все это выполнить. Искушение было слишком велико. Звезда мировой величины в моей студии, которая хотела испробовать новую песню — какой шанс! При случае я мог бы подкинуть ей мою собственную песню.

Но Луис, мой инженер по звуку, лишь постучал пальцем по лбу и сказал: «Старуха совсем опупела! Мы не позволим делать из нас идиотов! Лучше оставь это, Дитер! Пусть поищут других глупцов!»

На следующий день я прочел в газете, что Мараи побывала в какой–то другой гамбургской студии. Там она выпила бокальчик шампанского и спела несколько тактов. А потом снова испарилась. Идиотство для другой гамбургской студии. Но я не уверен, что она и у меня просто выпила бы шампанского.

Несколько лет спустя мне довелось в последний раз насладиться выступлением Мараи. Она выступала в «The Dome» в Киле.

Весь путь гардероба Мараи, как обычно, как мы и привыкли, охранялся стокилограммовыми охранниками. Никто не имел права находиться в проходах. Все другие музыканты, включая Энрике Игласиаса и «Вестлайф» получили указание держать дверь своей гримерной закрытой.

Конечно же, я не послушался. Дело в том, что Мариелин, моя дочь, страстно желала получить автограф от Мараи. Да мне и без того это «каждый остается в своем стойле» действовало на нервы. Я же не кролик.

Итак, я вышел в коридор, когда она должна была идти выступать. Я смотрел, не появится ли где Мараи. И вот она со своей свитой приблизилась. Все, что я увидел — широкие грудные клетки секьюрити. «Назад! Назад!» — прозвучало в воздухе. Я непоколебимо остался стоять. Дитера Болена так просто не прогонишь. Но телохранители шуток не понимали. В следующий миг меня схватили четыре сильных руки и затолкали назад в гардеробную. Прежде чем дверь захлопнулась, я увидел, как Мараи совершенно равнодушно, словно королева Южной Аравии, удаляется в направлении сцены.