Людмила Рыбакова - Большой театр. Золотые голоса

Русский репертуар оказался особенно близок и К.Г. Держинской, с русской оперой связаны ее лучшие сценические образы.

Дебютировала она партией Ярославны в «Князе Игоре». Нередко с нею пела Н.А. Обухова, которая писала: «Вспоминаю ее величавую фигуру, медленную, спокойную походку, ее волевой взгляд. Она давала образ русской женщины, любящей, верной жены и подруги, гордой княгини, подлинной героини того времени. Ярославна – Держинская, мужественная, стойкая женщина, беспредельно любящая родину, была настоящей помощницей Игорю в его борьбе за землю Русскую. Труднейшую музыкальную сцену «Плач Ярославны» она исполняла с живым лирическим обаянием и большим драматизмом. От ее Ярославны веяло древней Русью, большой внутренней силой. Она ярко передавала труднейшую арию оперы, такую русскую по своему характеру. Мы с ней участвовали в разных актах, но я всегда с удовольствием слушала ее из-за кулис, радовалась ее успеху и восхищалась ее мастерством».

Купава. «Снегурочка»

После успешного выступления в партиях Наташи в «Русалке» и Маши в «Дубровском» Э.Ф. Направника, Держинская исполнила партию Лизы в «Пиковой даме». О своей работе над ней певица рассказала: «Образ Лизы мне дался значительно труднее: я не сразу нашла в себе ощущение его, и на протяжении многих лет мое понимание Лизы претерпело значительную эволюцию… я никогда не трактовала Лизу пассивной натурой. Да и Пушкин, и Чайковский не пытались ее показать такой. Конечно, Лиза Чайковского – образ несравненно более романтичный, более поэтический, и если у Пушкина чувство Лизаветы Ивановны к Герману, редкая для девушки той эпохи смелость и решительность, с которой она открывает Герману двери своей комнаты, были в какой-то степени обусловлены ее подневольным положением, напряженным ожиданием избавителя, то в опере Чайковского эта предпосылка отпадает; здесь целиком властвует стихия любви, роковой, беспощадной, неумолимой, глухой к голосу рассудка. Но любить так безраздельно и самозабвенно, как любит Лиза, могут только очень сильные и глубокие натуры, обладающие большими страстями. Эту драматическую цельность образа Лизы Чайковского подчеркивает и ее трагический финал. <���…> боль женского любящего сердца, психологию женской души …старалась я теперь воплотить в своем исполнении Лизы. Это изменение ощущения внутреннего образа, естественно, повлекло и пересмотр музыкальной интерпретации партии; отдельные эпизоды и очень многие детали фразировки предстали предо мной в новом свете. В частности, совсем иначе я стала петь арию у Канавки («Ах, истомилась, устала я»), в которой слышу горечь разбитых надежд, глубокую скорбь души, жаждавшей любви и счастья и – нашедшей смерть».

М.О. Рейзен вспоминал: «Перед моим мысленным взором встает высокая статная фигура Ксении Георгиевны Держинской с ее мягкими чертами красивого лица. Великолепная драматическая певица с полетным и звонким голосом. Осталась в памяти и Лиза, проникновенная душевность ее пения, глубокая музыкальность. Сцена всегда вызывала бурю восторга в зрительном зале».

После Лизы Держинская спела Одарку в «Запорожце за Дунаем» С.С. Гулак-Артемовского, Куму в «Чародейке» и Марию в «Мазепе» П.И. Чайковского, Гориславу в «Руслане и Людмиле» М.И. Глинки; Купаву в «Снегурочке», Февронию в «Сказании о невидимом граде Китеже», Милитрису в «Сказке о царе Салтане», Веру Шелогу в «Псковитянке» Н.А. Римского-Корсакова.

Из воспоминаний М.П. Максаковой: «Важной отличительной чертой исполнения артистки было то, что она жила судьбами своих героев, всегда находилась «в образе», отнюдь не стремясь что-то «играть». Ее как актрису отличал крайний лаконизм, скупость в жестах, но достаточно было и чуть заметного поворота головы, легкого движения, просто взгляда, чтобы зрителям и партнерам было почти «дословно» ясно душевное состояние воплощаемого персонажа. К каждому образу актриса подбирала свой «ключ». Музыкальность Держинской была исключительной…

Голос Держинской, казалось, необъятного диапазона звучал свободно, ярко, широко – от предельно низких нот грудного регистра и до самых высоких, нигде ничего не утрачивая ни в тембре, ни в задушевной теплоте. Этот пленительный по красоте и мощности голос, которым певица владела в совершенстве, высокая музыкальная культура, глубокая человечность позволили Держинской создать на оперной сцене незабываемые образы русских женщин. Никогда она не прибегала к внешним, ошеломляющим публику эффектам и лишь стремилась сделать голос послушным выразителем тончайших психологических переживаний».

Партий в зарубежных операх в репертуаре певицы было несколько меньше, но все они принадлежали к мировой оперной классике. Первой была Елизавета в «Дон Карлосе» Дж. Верди. Спектакль ставил Ф.И. Шаляпин, он же выступил в партии короля Филиппа. На роль Елизаветы он выбрал одну из самых молодых певиц, которая имела к этому времени высокую репутацию в музыкально-театральной среде. И не ошибся. Держинская смогла выучить партию за две недели и исполнить ее вокально и сценически наравне с такими партнерами, как сам Шаляпин и В.Р. Петров – один из признанных басов. Ее выдающийся успех был отмечен московской прессой.

И Шаляпин оценил ее. «Мне нравится, что ты не играешь», – часто говорил он ей. Ему близка была естественность и простота исполнения и сценического поведения, свойственные Держинской. Он привлек ее к новой своей режиссерской работе – постановке «Русалки», где для нее предназначалась уже знакомая партия Наташи. Впоследствии она пела ее в других постановках и была признана «глубокой истолковательницей партии…». Образ Наташи стоит в первом ряду сценических созданий артистки.

В этом же ряду стоит и созданный ею образ Аиды в одноименной опере Дж.Верди.

Из воспоминаний М.П.Максаковой: «Первым нашим спектаклем была «Аида». Прежде она пела в этой опере с Обуховой и любила петь с ней. И все же всей душой устремилась она ко мне, раскрывая передо мной свою Аиду, казалось бы, и так хорошо мне знакомую, но чем-то особенную, не похожую на прежних. У Держинской Аида была не просто гордая рабыня, но нежная, доверчивая. Ксения Георгиевна удивительно умела увлечь партнера своим толкованием роли. И потому моя Амнерис становилась душевно сложнее и по-своему искренней в обращении с Аидой. Лишь постепенно в течение спектакля нарастали противоречия в развитии обоих характеров.

Двадцать пять лет пела Держинская Аиду на сцене Большого театра, не переставала работать над этой партией, полагая, что только «в следующий раз» она обязательно постарается «досказать» и «допеть» то, что не удалось пока сегодня…