Людмила Зотова - Дневник театрального чиновника (1966—1970)

Сегодня, 6 октября, была в Театральной библиотеке на встрече редакции журнала «Театр» с читателями и работниками библиотеки. Среди выступавших оказался Б. Львов — Анохин, который сказал, что ведет дневник, куда записывает все, и в частности впечатления от встреч и обсуждений у руководства [1] Много лет спустя я узнала от Львова — Анохина, что он никогда дневник не вел, а сказал публично, что ведет дневник, чтобы «припугнуть» чиновников, чтобы они думали, что все их действия, слова, поступки фиксируются. Я же мало что записывала в своем дневнике о том, что в эти годы происходило со Львовым — Анохиным, считая, что он делает это сам, и, в частности, эпопею его ухода из театра Станиславского. .

Вот тут-то мне и пришла мысль, что я тоже должна вести дневник (так сказать, с другой стороны «баррикады»), без всяких рассуждений, просто день за днем записывать одни факты и разговоры в «родном» Управлении театров.

Ну, как говорит Тарелкин в пьесе Сухово — Кобылина, от теории перехожу к практике.

Итак, 6 октября. Пришла в 9 утра. В нашей комнате Н. Шумов (начальник Отдела по контролю за текущим репертуаром), В. Кудрявцев (его заместитель) и В. Будорагин (инспектор по театрам Украины и Молдавии) изучают газеты. Я тоже проглядела «Советскую культуру». Будорагин стал рассказывать о вчерашней лекции по международному положению. О том, что Мао — дзе — Дун совсем болен, что в Китае борются две группировки. Кудрявцев вспомнил про Вьетнам, что лектор мельком дал понять, будто американцы давно бы заключили мир, во всяком случае они готовы к переговорам, а Вьетнам, подстрекаемый Китаем, этого не хочет. Будорагин с ним не согласился, поскольку в наших газетах этого не читал. Я сказала, что газетам не верю, и, так как тема приобретала острый оборот, Шумов счел нужным прервать нашу беседу и, извинившись, перевел разговор на другую тему.

Я стала писать справку о репертуарных планах московских театров, пытаясь изложить дело как можно мягче, не ругать театры, но и отметить какие-то недостатки, чтобы и начальство удовлетворилось. Потом позвонила в Театр Маяковского, якобы лишь с целью попросить принять в субботу на «Грозу» главного режиссера японского театра «Кабуки» Уно Дзюкити, а сама только и думала о том, как, не привлекая внимания, узнать, как дела со «Смертью Тарелкина». Узнала, что премьера вроде будет в субботу на Малой сцене [2] Спектакль «Смерть Тарелкина» по пьесе Сухова — Кобылина, поставленный молодым тогда режиссером Фоменко, долго не выпускали, как якобы направленный против советской действительности. Особенно возражало Министерство культуры РСФСР, на обсуждении в московском Управлении зам. Министра Бердников высказался категорически против. Спектакль был все же выпущен во многом благодаря позиции бывшего тогда замом начальника Управления театров Министерства культуры СССР В. Голдобина. . Потом позвонила в Кремлевский театр [3] Кремлевский театр был расположен в Кремле, недалеко от Спасских ворот (вход через Спасские ворота). Это была гастрольная площадка для показа достижений музыкального и драматического искусства Советского Союза. Сюда свои лучшие спектакли привозили театры из всех союзных республик, а также показывались в основном премьеры московских и ленинградских театров. Выступали здесь и отдельные зарубежные театры — в частности, на сцене Кремлевского театра Лоренс Оливье играл своего Отелло. Для этих целей театру выделялись деньги. Театр был закрыт в марте 1968 года, а его помещение было отдано Верховному Совету СССР. , договорилась о японце и о болгарках, потом — в Театр Вахтангова о японце и отправилась в Министерство культуры РСФСР на совещание по репертуару.

Заседание началось в 13 часов. Ненавистный мне Шкодин (и. о. начальника Управления театров) плел всякую чепуху, а Афанасьев (главный редактор Репертуарной коллегии) зачитал рекомендательный список пьес.

Вернулась в Управление. За время моего отсутствия Шумов ходил на улицу Куйбышева [4] В эти годы Министерство культуры СССР размещалось в двух зданиях — на Неглинной, 15, где находились Управление театров, другие творческие управления, и на Куйбышева, 10, где находились Министр, его замы и все остальные подразделения Министерства. к помощнику Министра и помогал доделывать материал для Монголии и Японии, куда завтра уезжает Фурцева, Кудрявцев ходил на заседание Выставкома по театральной выставке, которая будет в Манеже. В 18 часов я пошла в Театральную библиотеку.

В 1966 году меня хватило всего на одну предыдущую запись.

Утром позвонил П. Фоменко, вернувшийся из Польши. Сказал, что видел моего друга — польского поэта и драматурга Тымотеуша Карповича, с которым я познакомилась на Первом фестивале польской драматургии в Москве в мае 1965 года. Вечером зашел, рассказал как, что. Из дальнейшей беседы больше всего запомнились слова, что Товстоногов — мещанский режиссер, так как ставит спектакли в 4-х стенах. Публика радуется или негодует, но происходящее на сцене к ней отношения не имеет, ее это не затрагивает.

Утром была в «Современнике» на «Декабристах». Впечатление странное — чего-то несерьезного, дилетантского, непрофессионального. Да, понятен благородный замысел — против насилия, против власти диктатора, против глупости, предательства, подлости, приспособленчества, лизоблюдства и прочих пороков времени. Но это настолько антиисторично, что получается и несерьезно. Ну какой Табаков Рылеев? Так, хмурящийся мальчик. Да и сам Ефремов — царь приблизительный. Говорить об историчности, портретном сходстве, не внешнем, а по характеру — не приходится. Ну это, в сущности, идет от пьесы, а театр лишь усугубляет.

Вечером позвонил Борис Владимирович Алперс. Он только что вернулся с «Доходного места» в постановке Захарова из Театра Сатиры. Сказал, что если подходить с позиций большого искусства, то ему не понравилось. Не принцип, а его воплощение, воплощено недостаточно культурно, слишком агитационно. В принципе близко к Любимову. Конечно, он не против того, чтобы хоть так что-то говорилось.