Диана Арбенина - Бег

смотри ситуация – я приезжаю в одессу.
ручку прошу стесняясь просить чернила.
пасмурно. львы без ушей. без имени церковь.
нарциссы остовов домов игнорируют крышу.

мне дарят лосьон. он мужской. занозы жжет хвоя.
моя сексуальность – загадка. без права на верность.
я баб ненавижу. как смог. вдыхаю суть женщин.
мечтаю о платье аскета нежнейшего кроя.

стремителен омут друзей.
(что за дурь – лимузины!)
мы бьемся взаправду:
тебе люб есенин. мне – гете.
коверкают рот мемуары.
шаланды красивы.
в бойницах платанов
улитками спят пулеметы.

и вот ситуация – я приезжаю в одессу
мы с другом из разных племен
но мы ровня по сердцу.
мой друг уже здесь. и готовится стать оголенным.
ему 35. он смеется. и пахнет младенцем.

он нищ. он клошар. невысокого роста.
пьет виски и трахает баб в 90.
и сперма сметаной протухла в ширинке.
чернил маникюр от печатной машинки.
охотно блюя трассу стелет плевками.
о сальные стены буксует руками.
коррозией пасти мнет тело фарфора.
чуть легче – клянется что бросит и скоро.
и метит очко пивом с привкусом гадким.
ползет и потеет и льнет к новой банке.
и в кресло вползает как мальчик в пижаму.
и вечер как в детстве – в постели кинжалы.
он классику любит. смолит пахитоски.
да да я о нем. его имя – буковски.

он всем хвалил брамса. навязывал прозу.
а таял в стихах и любил берлиоза.

на закате насквозь отлученное от государства
ярко-желтое солнце особенно жжет сетчатку.
безусловный защитный рефлекс диктатурой по векам.
повинуюсь. порукой мороз и сугробов лекарство.

все случилось когда был октябрь.
мне решительно сложно
написать изложением суть нашей горестной брани.
задыхаюсь фильтруя калибр тонких дамских цигарок
и язык клейкой липы листом прилипает к гортани.

и мы хуже врагов. чувства вздулись и лопнули мылом.
и стреляя друг в друга мы корчились но не жалели.
и я знаю что смерть – это кровь когда сердце остыло.
лучше руку – в камин
чем заплакать уткнувшись в колени.

запах юга печален как мы на плацдармах перрона.
запах юга отмечен крылатыми без провожатых.
я тебя привезла как невесту знакомиться в город
зная ты уже любишь его: ты жила в нем когда-то.

в этом городе сушат белье во дворах парусами.
флагом реют пижамы и ветхость рубах не зазорна.
ты ходила и гладила все. обнималась часами
с этим городом. колокола вам кивали влюбленно.

я тебя не ревную. компас стрелкой гнется на север.
и от инея сердце печет и седеет затылок.
в этом городе как виноград воронье на платанах.
мои руки. балкон. красота в объективе застыла.

запах юга бездомен как море где мы были порознь.
запах юга острее иглы. в уши намертво имя.
я тебя привезла в этот город таинственно-нежный
как невесту. без права на то что будут другие.

конец войны пришелся на ноябрь.
дешевая гостиница. шезлонги.
дождь как у бредбери. распятые зонты.
и – не поверишь – мерзнут перепонки.

я здесь два дня. решительно один.
терзаюсь от капризов носоглотки.
лечиться не в привычке – все само.
нет ничего прекрасней русской водки.

берлин как и тогда. кирпич в кирпич.
хожу до ресторана и обратно.
и девочки плющами вьют углы.
готовы и за марки и бесплатно.

я не могу ни с кем. прошло шесть лет.
измену чувствуешь уже в прихожей.
я знал их всех в лицо. я шел в кино.
и спал как в плащ-палатке в макинтоше.

я был как мальчик. я такой сейчас.
нелепый для нее с момента встречи.
европа постарела и гниет.
и равнодушна к винегрету речи.

я отпустил ее. не знаю сам
зачем. она была одна такая.
со мной с тех пор все было. все прошло.
я струсил.
каюсь каюсь каюсь каюсь.

потому что скульптура костей лица
не меняется от знаменателя
и количество гипотенузы морщин
не равняется сумме двух катетов.

потому что глагол давит спину и бьет
очередностью немощных гласных –
приходи ко мне! я приготовил тебе
пожар колючих соблазнов.

приходи. накормлю тебя нежным углем
нам двоим на нем спать будет страшно.
да я знаю что мы навеки вдвоем
и кто кого предал не важно.

и я поджимаю коленки в гробу.
я нежен как яблочка мякоть.
тебя застрелив я сразу уснул.
уснул не успев заплакать.

на финише я был небрежен:
носком черканул по мелу.
и справа и слева орали:
я понял – что я пришел первым.
гудело в затылке. лоснились
виски ледяными ручьями.
все те кто дышал мне в затылок –
я знал – мне не станут друзьями.
я волосы мял в полотенце.
и жутко хотел текилы.
шампунь пах иллюзией груши.
я куртку на плечи накинул
и дернул оконную раму.
и прыгнул в траву. покатился.
когда побежал стало горько
что не с кем было проститься.

смерть наряжает елку в фотокарточки папы и мамы.
коленки скулят от йода. праздник – а хочется плакать.
и лишние вилки как ребра непойманной рыбы скелеты.
я в скатерти дырку сделал – меня отлупили за это.
и гости степенно на стулья за стол опускали спины.
и трепетно передавали друг другу салаты и вина.
и воздуха разом не стало в накуренном жарком доме.
я голову прятал от влажных духами пропахших ладоней.
меня целовали в щеки. в пунцовые мягкие уши.
ко лбу прижимались губами. виски царапали дужки.
жалели жалели и пили и пили и ватой хмелели.
и в дедушке плакала водка. он мне утыкался в колени.
и бабушка как изваянье крестилась привычно и споро.
и будто молитву шептала: мне скоро мне скоро мне скоро.
а в полночь часы прозвонили и били 12 ударов.
меня моментально забыли. меня моментально не стало.
а я стал дышать на узоры мороза в кухонной раме.
уверен – так будет теплее уснувшим папе и маме.

знаешь сегодня мне снилось
что я наконец вернулся
в твой город. и судя по снегу
был март. ветер рвался в уши.
мы шли вдоль залива и стыли
и целовались глазами.
ни с кем мне не было лучше
молчать и шагать часами.
мы передавали друг другу
одну на двоих сигарету.
во сне я так и не вспомнил
что бросил курить прошлым летом.
а снег умирая был липким.
забыв обо мне ты лепила
себя у меня в объятьях.
желанием таяли спины.
я в снег упал. и проснулся
и пил. и вода проливалась
текла по плечам коромысла.
ноябрь догорал. светало…