Лев Овалов - Рассказы майора Пронина

Пораскинул я тогда мыслями. Коли кто-то мной интересуется, думаю, может, и Губинский не зря ко мне привязался. Ей-богу, думаю, не зря…

Выхожу утром из гостиницы – опять за мной какой-то хлюст тащится. Дошли до рудника. У конторы Губинский уже дожидается.

– Куда сегодня? – спрашивает.

Обернулся я – исчез мой спутник. Фигурально выражаясь, передал меня с рук на руки.

– Сейчас надумаем, – отвечаю. – Только сперва минут на пять в рудничный комитет зайдем.

Народ там постоянно толпится. Поговорили мы с людьми, посмеялись, Губинский с кем-то поспорил.

А я отозвал в сторону председателя рудничного комитета и говорю ему вполголоса:

– Даю тебе задание как коммунисту и красному партизану. Сослужи службу, задержи Губинского часа на два. Только деликатно, чтоб комар носу не подто­чил… Понятно?

– Вот это правильно, – отвечает председатель. – Губинский при отступлении колчаковцев неведомо где недели три пропадал. Мы хоть и приняли его обратно в горный отдел, но я сам мало ему доверяю.

Отошел я к Губинскому.

– Пошли, что ли?

– Погоди, Викентьич, – обращается тогда председатель к Губинскому. – Мне с тобой по одному делу надо посоветоваться. Тут ребята насчет расценок во­лынят. Давай проверим…

– Не могу я, – отвечает Губинский. – Меня к товарищу Пронину прикомандировали. Вечером – пожалуйста…

– А вы не стесняйтесь, – говорю я. – Я пока в рудничное управление схожу. Там вас и подожду.

– Останешься? – спрашивает председатель Губинского.

– Ладно, – согласился он. – А захотите пройтись куда-нибудь – пошлите за мной, – говорит мне. – Одному-то вам несподручно…

Оставил я Губинского в рудничном комитете, ни в какое управление, конечно, не пошел, и скорее к шахтам, тем самым, которые Губинский отсоветовал мне осматривать.

Нашел себе по дороге попутчика – и вниз. Дошли до самых нижних штолен… Никаких разрушений! Так… Что же за смысл был, думаю, ему врать? Все равно обман откроется. Приедет комиссия, будет осматривать все шахты, и разрушенные, и затопленные… Интересно! Теперь только не зевать…

Нашел меня Губинский в рудничном управлении.

– Еле освободился, – говорит. – Чуть у наших организаций какая заминка, всегда ко мне обращаются.

– Я все-таки думаю, – говорю ему, – спуститься в нижние штольни, может, можно пройти.

– Что вы! – смеется Губинский. – Клети не поднимаются, и стремянки в колодцах поломаны. Вот через недельку, к приезду комиссии починим, тогда и спустимся.

«Уговорил» он, конечно, меня, отказался я от своей затеи. Походили мы по открытым разработкам и разошлись по домам.

После обеда прилег я отдохнуть.

– Ты здесь? – спрашиваю.

Парень мой, разумеется, на посту.

– Вот и кончилась наша игра, – говорю. – Теперь, брат, держи ухо востро. Обо мне можешь не беспокоиться, я предупрежу кого следует. А тебе следующее поручение. Последи за всей этой публикой, которая у меня под окнами околачивается и за мной по пятам ходит. Кто они, откуда, где встречаются. Излишнего рвения не проявляй, ни в коем случае не дай заметить, что мы ими интересуемся. А завтра вечером, как стемнеет, жди меня у церкви за телеграфом…

Поутру я не без удовольствия привел Губинского в замешательство.

– Ну вот, скоро и расстанемся, – сказал я. – Получил телеграмму. Комиссия решила сократить срок своего пребывания на Урале. Все более или менее ясно. Дня через два, через три приедет в Крутогорск, осмотрит здешние рудники, тем дело и кончим.

Губинский явно почувствовал себя неспокойно. Он задал мне несколько ничего не значащих вопросов, все время порывался уйти и вскоре действительно покинул меня, убедившись, что я полностью поглощен мыслями об устройстве приезжающих товарищей.

Я и в самом деле проявил все то беспокойство, какое полагается обнаруживать в подобных случаях. Предупредил рудничное управление о том, что комиссия собирается ускорить свой приезд, поговорил в гостинице о номерах, зашел к уполномоченному Государственного политического управления… Откровенно говоря, только он и был мне нужен. Я договорился с ним о том, чтобы люди были наготове и в любой момент могли произвести операцию.

В запасе у меня оставалось несколько часов. Читая книжки, написанные сотрудниками различных разведок, я всегда с недоверием отношусь к их рассказам о необыкновенной выдержке и спокойствии одних или обостренной нервной чувствительности других. Даже в самых исключительных обстоятельствах люди, как и всякие прочие живые существа, ведут себя естественнее и проще. Разумеется, я нервничал, но пересилил себя и заставил пообедать, заставил заснуть, хотя спал недолго. В сумерках проснулся и, выглянув в окно, увидел на ступеньках гостиничного крыльца какого-то подозрительного типа, тщетно пытающегося изобразить на своей физиономии полное равнодушие. Я походил по комнате, позевал, бросил на подоконник фуражку, повесил на спинку стула брюки, взбил одеяло так, чтобы казалось, будто на кровати спит человек, и незаметно выскользнул в коридор. Хотя я и не очень верил в предусмотрительность своих противников, но все же допустил возможность того, что и у заднего крыльца дежурит какой-нибудь субъект. Поэтому я прошел в конец коридора, распахнул выходящее в переулок окно и быстро перемахнул через подоконник, прикрыл раму, нырнул во двор стоящего напротив дома и через несколько минут находился вне досягаемости своих надзирателей.

Как и было условлено, я нашел Виктора за церковью. Он сидел на скамеечке у чьей-то высокой могилы, уныло поглядывая на густой дерн.

– Ну как твои успехи? – спросил я, садясь с ним рядом.

– Так себе, – сказал он, чертя каблуком по земле. – Все какие-то подрядчики. Глотов, Кирьяков, Бочин… Их там, по-моему, человек пятнадцать. Сыновья их, а может, и работники ихние… Чаще всего они у Кирьякова собираются. Приходят, уходят. Прямо штаб там. у них какой-то…

– А Губинский бывает?

– Техник, который с вами ходит? Нет, не замечал.

– Сейчас пойдем на рудник, – сказал я. – Я спущусь в шахту, а ты останешься наверху. По моим соображениям, сегодня там обязательно должны быть посетители. Ты по-прежнему не виден и не слышен. Но как только они вылезут обратно, отправишься за ними, узнаешь, куда они пойдут, и вернешься сюда.

Виктор взглянул на меня исподлобья.

– А что с тобой будет?

– Я тоже вернусь сюда. А если до двенадцати не приду, отправишься в наше отделение, спросишь Васильева и расскажешь все, что тебе известно.

– А если я с тобой вниз?

Виктор зацарапал ногтем по скамейке.

– В следующий раз, – сказал я. – Понятно?

Низом, от реки, прошли мы к руднику, миновали уступы карьеров и подошли к той самой шахте, которую рабочие прозвали Богатой и куда особенно не хотел допустить меня Губинский.