Владимир Маталасов - Потомок легендарного майора Пронина против агента «007 плюс» – потомка небезызвестного Джеймса Бонда

© Владимир Анатольевич Маталасов, 2015

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero.ru

Профессор Пестиков Никанор Евграфович низко склонился над секретными чертежами своего нового изобретения. От зелёного абажура настольной лампы исходил мягкий, рассеянный свет. Установлена она была на мраморной подставке, выполненной в виде обнажённых фигур Аполлона Бельведерского и Венеры Милосской, застывших в выразительных, многообещающих позах. Блики, роняемые лампой, игриво стелились по полу и стенам комнаты, оборудованной под рабочий кабинет. Кругом – стеллажи с книгами и непонятными постороннему глазу приборами и аппаратурой различного предназначения. Пищали, щёлкали, зуммерили элементы электронной аппаратуры. Пахло канифолью и нитролаком.

Кабинет размещался в загородном двухэтажном особняке, выполненном в виде добротного деревенского сруба, сработанного из дубовых брёвен. Первый этаж украшала веранда, второй – небольшой балкон, выходивший в вишнёвый сад. На этом балконе, в часы досуга, профессор нет-нет да и любил попивать цейлонский чай. Заваривался он непосредственно в турецком самоваре на угольках, доставляемых прямо из копей царя Соломона слугами шейха Али Махмуддина эль Абдулнадул тринадцатого. Как правило, профессор потягивал его из фарфоровой чашечки китайского сервиза с чухломской росписью.

Особняк располагался в берёзовой рощице дачного посёлка «Голубые Ключи». Метрах в ста от усадьбы протекала живописная речка Шалунья, в которую впадало множество родниковых ключей.

Сама природа способствовала возникновению творческих всплесков мысли. Здесь нашли свой приют размышления о смысле жизни, философские умозаключения о значении учений Шопенгауэра и романтической лирики Петрарки. Всё это вносило некоторые элементы таинственности и загадочности в, казалось бы, будничную обстановку тихого, уединённого островка жизни.

Никанор Евграфович являл собой тип кабинетного учёного. Это был яркий приверженец уединённых, кабинетных занятий в тиши берёзовых рощ в низинах среднерусской возвышенности. Профессор восторгался шумом вод родниковых ключей и звуками крика ночной совы. По утрам он наслаждался пением петухов, а днём любил подсчитывать количество куков, издаваемых кукушкой.

У него был классический вид учёного начала прошлого столетия. Был он невысокого роста, весьма подвижный и эксцентричный в свои шестьдесят лет. Худощавый, с бородкой клинышком, в пенсне и в чёрной академической ермолке, которую не снимал даже тогда, когда ложился спать. Работал он в области создания электронно-биологических систем шестого уровня восьмого порядка двадцать второго поколения, способных к самовоспроизводству себе подобных.

Было у профессора и хобби, которым он занимался втайне от всех, а именно: он увлекался селекцией овощных культур на своём приусадебном дачном участке. Одной из последних его работ в этом направлении была селекция редиски и хрена. Получилась редиска хреновидная вкуса хреновой редиски…

Академическая ермолка профессора так и мелькала над поверхностью рабочего стола. Его пристальный взгляд скользил по листам ватмана с секретными чертежами, останавливаясь на отдельных их узлах и деталях. Он вникал и мыслил. Делал какие-то пометки на полях чертежей. В уме оперировал семизначными цифрами, умудряясь при этом производить с ними сложные математические расчёты с применением методов интегрирования и дифференцирования. Логарифмическая линейка, удерживаемая в левой руке, позволяла обеспечить законченность форм внешнего облика выдающегося учёного.

Но вот профессор оторвал пристальный взгляд от чертежей. Сидя, выпрямился, сладко потянулся, издавая протяжные, благостные звуки. В этот миг старинные часы швейцарской фирмы «Б ухбах» известили мир о том, что уже очень поздно и время вот-вот перевалит за два часа ночи. Спать не хотелось. Распалённый мозг требовал непрерывного умственного напряжения.

Профессор встал, подошёл к кафельной печке, возвышавшейся под самый потолок. Средним пальцем правой руки он нажал на какой-то её выступ. Беззвучно отворились створки потайного сейфа, закамуфлированного под эту самую кафельную печь. Никанор Евграфович вытащил, одну за другой, несколько папок с совершенно секретными изобретениями. С нескрываемым удовольствием перелистал их пожелтевшие от времени страницы. Среди них ему попалась папка с описанием одного из множества незаконченных изобретений. На первый взгляд, было оно не таким уж и секретным. Над ним он когда-то работал, так, играючи, для разминки мозгов. Заключалось оно в следующем.

Всё возрастающее число автомобильных пробок на дорогах страны не могло пройти мимо пристального внимания и зоркого глаза учёного, приковав к себе всё его существо.

– Что делать? – размышлял профессор. – Легче колесницу римского императора переделать на тачанку со станковым пулемётом. Каким бы это таким чудесным образом избежать подобного бедствия, нарастающего снежным комом? Сколько нереализованных возможностей? Сколько бытовых, производственных и прочих неудобств, морального ущерба, убытка стране несло на себе это зло. Подумать только! Подобное невозможно передать словами: только – мимикой.

– Вперёд! – воскликнул про себя Никанор Евграфович, и ровно через год им был создан аппарат, облучение которым живого объекта позволяло делать его невесомым.

Это давало развязку решению множества жизненно важных проблем, связанных с индивидуальным перемещением людей в пространстве, по воздуху, как в черте города, так и за его пределами. Отпадала надобность в использовании личного автотранспорта. Это положительным образом должно было сказаться на окружающей среде. Число аварий уменьшилось бы в несколько десятков, а может быть даже и сотен раз. Территории городов были бы максимально разгружены от людских и транспортных потоков. В общем, бесчисленные преимущества, которые сулило данное изобретение, были налицо, велики и неоспоримы.

Однако, прибор требовал серьёзных доработок. Всё дело заключалось в том, что экспериментально облучаемые живые объекты не желали зависать в воздухе. Они устремлялись вертикально вверх и покидали пределы земли, преодолевая силы земного притяжения. Иными словами: облучение прибором придавало объекту строго вертикальную составляющую движения. Многовекторность же этого движения, которая обеспечивала бы объекту свободное зависание в воздухе, отсутствовала. Это таило в себе определённую опасность.