Владимир Маталасов - Потомок легендарного майора Пронина против агента «007 плюс» – потомка небезызвестного Джеймса Бонда

Так, например, толи по неосторожности, толи по неосмотрительности, проявленной профессором, во время проведения испытаний аппарата, в космос, с хрюканьем, был отправлен соседский хряк. За ним туда же последовали и два гуся – один белый, другой серый, – что жили у бабуси, напротив. Правда, никто из пострадавших так и не догадался, что же всё-таки произошло с их любимцами.

Разумеется, профессор от души, про себя, посочувствовал пострадавшим, проявив при этом все наилучшие черты и качества филантропа. Ущерб, на правах благотворительности, был им возмещён в тройном размере без объяснения причин случившегося. Подобный шаг был предпринят для устранения преждевременного разглашения сути изобретения.

Итак, необходимо было все пространственные силы, воздействующие на объект, уравнять, приведя их к единому, общему знаменателю. Возникал вопрос обеспечения регулирования скорости, направления и высоты движения в свободном парении. Только лишь уже после этого можно было представить изобретение на суд в высших научных инстанциях. И профессор когда-то работал в этом направлении много, долго и упорно. Делал он это, не покладая рук, которые всё время пребывали в непрестанном движении, как и мысли. Ему оставалось ещё совсем немного, чтобы завершить начатое дело. И вот только теперь он решил довести его до логического конца.

В перспективе стояла задача создания малогабаритного, компактного, переносного, индивидуального прибора. Им должен быть оснащён каждый представитель отечества: и стар и млад. И эта задача была уже почти что решена. Оставалось устранить кое-какие неполадки в опытном экземпляре прибора, и – дело в шляпе, как любил говаривать профессор. На это было решено бросить все свои неисчерпаемые ресурсы человеческой мысли и интеллекта, потенциал которых был безграничен. Поэтому Никанор Евграфович дал себе слово работать и работать все двадцать четыре часа в сутки, не смыкая вежд…

Профессор закрыл сейф с секретными документами. Подошёл к рабочему столу, выдвинул его средний ящик. Из него он извлёк небольшой предмет размером с пачку сигарет и прикрепил спереди к брючному ремню.

Неожиданно разразился дождь. Крупные капли его громко забарабанили по металлическому карнизу окна. Небо прочертила яркая, ломаная линия грозового разряда. Раздались мощные раскаты грома. Профессор тут же поспешил плотно прикрыть створки окна. Затем, выйдя на середину комнаты, передвинул безымянным пальцем левой руки небольшой рычажок на коробке и… стал быстро, беззвучно подниматься вверх.

Наличие потолка прервало поступательное движение учёного.

Неслышно отворилась дверь кабинета. На пороге его возникла стать жены Никанора Евграфовича – Ефросиньи Саввичны Пестиковой-Тычинкиной. Являлась она обладательницей роскошной фигуры со сбалансированным объёмом всех частей тела и мягкого, грудного голоса. Узрев мужа в подвешенном состоянии, подпиравшего своды потолка, она ахнула и обомлела, схватившись за сердце.

– Никиша! Что ты там делаешь? – испуганно вскрикнула она.

– А ты разве не видишь? – молвил муж, не зная, что и ответить. – Лампочку вкручиваю, – выпалил он первое, что пришло на ум.

– А-а, – обескураженно протянула женщина. – А как же ты там держишься, без лестницы?

– На гвоздике. Ты, Фрося, вот что: ступай-ка лучше себе вниз да ложись, а я скоро приду. Ну, иди, иди.

– Тогда я пошла, Никиша, – тихо вымолвила всё ещё до смерти перепуганная Ефросинья Саввична. – Только ты уж смотри, не задерживайся там.

Она тихо вышла, осторожно притворив за собой дверь. Никанор Евграфович всё ещё висел под потолком в положении «на боку».

– Выключить прибор, значит шею себе свернуть, – судорожно размышлял он под рёв ненастья. – Поэтому сначала надо оттолкнуться от потолка и, достигнув пола, тут же выключить прибор.

Так он и поступил, правда, приземлившись на голову, но оставшись при этом целым и невредимым.

Ночь разразилась бурей и ливнем. Ветер нещадно гнул верхушки деревьев и швырял капли дождя в окна домов и на крыши. Небо разверзлось бездной. То тут, то там сверкали молнии, сопровождавшиеся грохотом канонады.

– Сплошное светопреставление! – радовался чему-то Никанор Евграфович. Такая погода, в его понятии, мобилизовала и вела к поставленной цели.

Он спустился по лестнице в гостиную. Там никого не оказалось. Под ногами скрипели половицы. В спальне тоже никого не было. Тогда решил заглянуть в комнату дочери Машеньки. Эта хрупкая, черноокая красавица двадцати лет от роду, с толстой, длинной косой, перекинутой через плечо, была поздним и единственным ребёнком в семье. Она была студенткой четвёртого курса консерватории по классу фортепиано у знаменитого педагога, профессора консерватории Евпла Дормидонтовича Внемлигласова.

Приоткрыв дверь, он увидел в свете ночника жену и дочь. Сидели они рядышком на кровати, боязливо прижавшись друг к дружке.

– А я всё в догадках теряюсь: куда же это подевались мои красавицы, – облегчённо вздохнул Никанор Евграфович. – Вы что же, полуночничать собрались?

– Да как-то не по себе, Никиша! – откликнулась Ефросинья Саввична. – На дворе скоро уже и светать начнёт, а мы тут как две клушки на насесте. Сидим, не спим, всё ждём, когда петух закукарекает.

– Ну, раз такое дело, то я попросил бы тебя, Маша, сыграть, для своего отца, что-нибудь этакое торжественно-триумфальное. Сыграй-ка мне, дочурка, что-либо из Баха, Моцарта или Генделя с Мендельсоном.

– Папа, так ведь ночь на дворе!

– Тем более, дочка, тем более. Ну, сделай милость, сыграй! Душа просит. Ты только посмотри какая катавасия за окном творится. Прелесть! Вот где простор, размах мысли.

Накинув на плечи большой пуховый, оренбургский платок, Маша проследовала за отцом в гостиную. Никанор Евграфович щёлкнул выключателем и комната озарилась мягким, радужным светом. Дочь подошла к прекрасному, старинному роялю фирмы «Беккер». Он достался в наследство Никанору Евграфовичу от его прадедушки – по материнской линии, – Касьяна Демьяновича Микиткина. Открыв большую крышку, за ней крышку клавиатуры, поудобнее умостившись на вращающемся стульчике, дочь приступила к разминке пальцев. Это выразилось в исполнении – в темпе «prestissimo» – нескольких произведений из цикла «Нам не страшен серый волк». И уж только после этого зазвучала «Кантата №47» Иоганна Себастьяна Баха.

Погода неистовствовала, а звуки музыки наперекор непогоде, всё лились и ширились, то усиливаясь, то стихая. Мелодия звучала всё сильнее, увереннее и торжественнее. Затем последовал плавный переход к «Прелюдии и фуге ми минор» всё того же композитора.

Взъерошенный, возбуждённый непогодой и музыкой, Никанор Евграфович, заложив руки за спину, метался по комнате из угла в угол, переполняемый нахлынувшими чувствами, мыслями и думами. А когда зазвучала «Партита до минор» Баха, профессор не выдержал и присоединился к дочери. Игра продолжалась уже в четыре руки.