Хуан Мильян - Цианистый калий… с молоком или без?

Входит Энрике. Все уже убрано на место.

Энрике. Бедный дедушка! Очень плох. Думаю, долго не протянет.

Лаура. И этот — то же. Сразу видно — врач… Все вы, доктора, твердите одно и то же, а он в таком состоянии уже три месяца.

Энрике. Он разговаривал со мной. Взял меня за руку и говорит: «Пирула. Пирула, какая мягонькая!»

Адела. Боже мой!

Лаура. Опять эта мерзавка! То и дело — Пирула! И днем, и ночью — эта мерзавка!

Энрике. Как? Пирула существует на самом деле?

Адела. Перед тем как дедушке заболеть, мы узнали, что у него… есть невеста, официальная!

Энрике. Пирула?

Адела. Да, Энрике, да. Эта девица до знакомства с дедушкой зарабатывала себе на жизнь… мне стыдно сказать чем…

Лаура. Служила в страховой компании.

Энрике. Ну и что… по-моему, это…

Лаура. Печатала на машинке договора, заполняла анкеты… И даже… курила!

Энрике. Опий?

Лаура. Хуже — сигареты.

Адела. Дедушка собирался уехать с ней в Мадрид. У этой Пирулы передовые взгляды. Я бы ничуть не удивилась, если бы она решила сделать из дедушки… террориста. Или столоначальника в страховой компании. С ее-то взглядами…

Энрике. Маленькие человеческие слабости. Но уверен, что теперь…

Из ванной комнаты доносится крик. Появляется Марта, лицо ее искажено страхом.

Марта. Энрике! Энрике!

Энрике. Что с тобой? В чем дело?

Марта. А-а…! В ванной! В ванной — мужчина… По-моему, мертвый.

Лаура. Сатир! Наверняка Сатир!

Марта. Так странно одет, в клетчатой кепке, в зубах — трубка.

Адела. Как! А Сатир…

Лаура. Ну это уж слишком!

Адела (берется за свисток, свистит несколько раз). Не пугайтесь, это наш знакомый.

Энрике. Водопроводчик, наверное? Появляется Марсиаль.

Лаура. Надеюсь, все в порядке?

Марсиаль. Извините, сеньора, если я вас напугал. Меня зовут Марсиаль, я детектив. Занимался расследованием и не заметил, как заснул. Я почему-то уверен, что здесь должно совершиться убийство, и пытаюсь этому помешать.

Адела. Смешно.

Марсиаль. Кроме того, мы получили сигнал, анонимный. Нынешней ночью Сатир придет в этот квартал. На этот раз он не уйдет от меня. Для того-то я и спрятался здесь. Первый этаж, в доме две женщины. Еще раз прошу прощения, сеньора. Я ухожу. Желаю вам всего хорошего. (Уходит.)

Марта. Какой странный человек!

Энрике. Ничего не понял. Говорит, что, мол, в этом доме… (Смеется.) Убийство… Ишь, остряк!

Лаура. Обыкновенный идиот. Вечно ему чудятся убийства, но покуда еще ничего не нашел. Мамочкин сынок, это она ему вбила в голову, что он замечательный детектив. Ненавижу!

Энрике. Это, пожалуй, слишком. Человек верит, что выполняет долг. Можно его простить.

Адела. Нет, нельзя. Никогда нельзя прощать! (Лауре.) Разве твой отец простил тогда?

Лаура. Не надо об этом, мама.

Адела. А всего и было-то — короткая испанская пословица.

Лаура. Мама, не заводись!

Адела. Сеньорита должна знать про тот случай. Была гроза, страшная гроза, как сегодня…

Лаура. Скажите ей: не надо! Не слушайте ее. Она рассказывает это каждому новому человеку. Мне уже осточертело. В один прекрасный день я вскрою себе вены.

Марта. Ну ладно. Мне не особенно хочется знать. Может, лучше сыграем в фанты. Гораздо интереснее.

Адела. Он всегда твердил одно… Негодяй! Как сейчас его вижу. Спокойно так, не волнуясь, ровным голосом: «Адела, дорогая, не будь занудой, дождешься, в один прекрасный день я сломаю тебе позвоночник». И так изо дня в день: «Адела, дорогая, не будь занудой, дождешься, в один прекрасный день…»

Лаура (с рыданием в голосе). Хватит, мама! Хватит!

Адела. И так — всегда.

Марта. А вы, что вы ему говорили?

Адела. Ничего. Ровным счетом ничего. На его такую длинную фразу я, по наивности, отвечала испанской пословицей.

Лаура. Ну вот! Договаривай! Пусть все знают! Когда отец грозился сломать ей позвоночник, мать говорила: «Собака, что лает, никогда не кусает». Вы полагаете, такое можно говорить мужу?

Марта. Ай-ай-ай! Кажется, запахло креслом на колесиках.

Лаура. И вот в один прекрасный день, не успела мать произнести проклятую пословицу, как отец очень спокойно, как всегда, безо всякого гнева, поднял ее на руки, вышел на лестницу и там…

Адела. Замолчи! Замолчи, я приказываю тебе!

Лаура…и изо всех сил швырнул вниз. А поскольку мы живем на первом этаже, то швырять ее пришлось шесть раз. А затем ушел из дому, навсегда.

Адела. А когда этот несчастный уходил, вслед ему с пола несся мой голос: «Кто дерево найдет, тень обретет». И: «Кому Господь подаст, того святой Петр благословит». (Плачет.) Никогда не забуду!

Лаура. Теперь понимаете, как я несчастна? Жизнь разбита: двадцать лет вожусь с больным дедом, с умственно отсталой дурочкой и с мамашей… Такой молчаливой!

Адела. Фу, какая грубая!

Лаура. Осточертело мне! (На грани истерики.) Вое уже забыли, что я была молодой и хорошенькой, все обо мне забыли! Сколько же я выстрадала! Сколько выстрадала! И… и…! Хустина! Хустина!

Входит Xустина.

Хустина. Вы меня звали, тетя?

Лаура. Иди сюда! (Подходит к ней и дает пощечину. Спокойнее.) Можешь идти.

Хустина уходит.

Хустина немного успокаивает меня. Если бы не она, я бы давно вскрыла себе вены.

Пауза.

Марта. Жарко, не правда ли? Снова пауза.

Энрике. У каждого свой крест. Такова жизнь. Но все проходит.

Адела. Вот в это мы верим. Правда, дочка? Очень скоро все изменится.

Марта. Все, хватит, больше не думаем о грустном. Хочешь, я позову Хустину и развлечемся немного?

Энрике. Тетя, мы хотим переночевать здесь. Если все будет в порядке, завтра утром мы уедем.

Лаура. Это невозможно. Ночевать идите в гостиницу.

Марта. По-моему, хорошая мысль.

Энрике. Дедушка в таком состоянии — я должен побыть с ним. Вдруг ночью что случится, все-таки я врач и мог бы удостоверить, что…

Марта (к Энрике). Пошли отсюда. Я больше не могу ни минуты. Это не люди, а чудовища!

Энрике. Не говори глупостей.

Лаура. Мама, ты слышала?

Адела. Да, детка, слышала и все прекрасно поняла. Они останутся.

Слышен раскат грома. Входит Хустина.