Ника Светлая - Белая ворона

ГЛАВА 14

Всю ночь Тень не смыкала глаз. Она бродила по двору, неслышно ступая копытцами и изредка недовольно морщась от боли в ногах.

Она лежала на траве и размышляла, глядя на звезды.

Она заглядывала в темные окна дома. В одной комнате окна были распахнуты настежь, и ночные колыхания воздуха подергивали старые занавески. Там, в темной глубине деревянных стен, спала в кровати темноволосая девушка, изредка морща гладкий лоб во сне. Ресницы ее подрагивали, губы улыбнулись. «Мама,– донес ветерок до слуха единорога ее шепот, – мама…» Тень подошла поближе и просунула голову в окно. Кончик рога мягко коснулся потолка. Она наблюдала. Она изучала новый, незнакомый ей мир, глядя на него сквозь распахнутое окно и колышущиеся по его краям занавески. Девушка подняла руки и потянулась к единорогу, словно желая обнять недвижимую тень. «Мама», – прошептала она. Тень отошла от окна, и луна осветила лицо спящей девушки, на котором внезапно отобразилась тревога. «Мама, не уходи», – прошептала она, и из глаз ее выкатилась слеза, блеснув в лунном свете. Тень замерла и еще раз взглянула на девушку.

– Гони прочь дурные мысли, – сказала она тихо, прикрыв глаза. – К тебе идут счастливые сны…

Эра блаженно улыбнулась, руки ее опустились. Она глубоко вздохнула и перевернулась на другой бок, видя новый сон с улыбкой на губах.

Тень медленно заскользила вдоль стены дома и заглянула в следующее окно. Там тревожно спал светловолосый мужчина, свернувшись калачиком на краешке большой двуспальной кровати. На стене висело ружье. Тень не захотела останавливаться у этого окна.

В следующей комнате была кухня. Однако ночник слабо мерцал в полумраке, отражаясь от глиняных горшков и тарелок, стоящих на полке. У дивана на стуле сидела женщина. Она спала, прислонившись к стене. На диване лежал юноша с перевязанной грудью. Кудри его рассыпались по подушке. Он тяжело дышал.

Тень подошла поближе. «Вы так слабы, – подумала она, – но в вас столько гордыни… Вы думаете, что сильны. Но вы слабы…» Она вздохнула. Слегка наклонив шею, просунула кончик рога в щель между ставнями и легонько дернула вверх, снимая с петель крючок, на котором они держались. С тихим скрипом окно приоткрылось. Тень заглянула в него. Вместе с нею в комнату просочились тихий ветер и легкая свежесть ночи. Единорог поставила передние ноги на подоконник и, оттолкнувшись, легко и неслышно, как кошка, опустилась на пол. В кувшине на столе она рогом очистила воду. Затем склонила голову над раненым, и пряди ее гривы упали на одеяло.

– В случившемся виноват ты сам, – сказал она тихо, – но ты еще юн, и я прощаю тебя. Ты будешь здоров и много весен встретишь в своей жизни. Не совершай больше таких ошибок.

Она развернулась и вышла в дверь. Пройдя по коридору и найдя дверь, Тень открыла засов, вышла на улицу и исчезла в ночи.

– Что за чертовщина… Уже два дня не поют петухи, – сказал светловолосый, появившись в дверях.

– А дверь-то приоткрыта была. Но я же ее закрывала! – ответила жена, появляясь из-за его плеча, – и окна в кухне кто-то распахнул.

– Ничего не пропало?

– Нет. Разве что грязи в доме стало больше.

– Доброе утро, – послышалось у них за спиной.

Опираясь рукой на стену, к ним, тяжело хромая, шел их сын. Споткнувшись о доски пола, он чуть не упал и схватился рукой о косяк двери.

– А ты чего вскочил?! – воскликнула женщина, помогая ему подняться.

– Не волнуйся, мама. Жить буду, – успокоил ее юноша, морщась от боли.

– Доброе утро, – сказала вышедшая из своей комнаты девушка.

– Эра? Ты уже вернулась?– спросил юноша. – Когда ты вернулась?

– Вчера, – ответил за девушку отец ледяным голосом.

– А зверь? Где зверь? Вы убили моего зверя?

– Еще нет. Пойдем же, тебе нельзя вставать, – ответила ему мать. – Немедленно в кровать!

– Только не трогайте рог! И шкуру. Я сделаю из нее куртку.

– Никто не сделает из нее куртку! – возразила Эра.

– Поймал зверя я, значит, шкура моя, – крикнул парень, исчезая за дверью вслед за волокущей его матушкой.

– Я все равно убью эту скотину! – со злостью процедил отец сквозь зубы.

– Ее никто не убьет, – холодно отозвалась Эра и, сбежав с крыльца, скрылась в саду.

Тень прохаживалась, скрываясь от солнца под ветками фруктовых деревьев. Девушка замерла, глядя на нее с восхищением. Атласная шкура единорога переливалась на солнце. Ссадины затянулись и были едва заметны, рог сверкал.

– Какая же ты красивая! – восхищенно проговорила девушка.

Тень не ответила. Она бросила презрительный взгляд на забившегося в угол жеребца и остановилась.

– Птицы не поют, – заметила Эра.

Тень молчала.

– Они не поют уже несколько дней.

– Два, – резко сказала Тень.

– Два?

– Два дня.

– Откуда ты знаешь?

– Они не поют из-за меня.

– Чего это?

– Они боятся.

Девушка подняла глаза к Небу. Оно было пустое, без единой пташки.

– Мне надо уходить, – сказала Тень, – я уйду сегодня.

Девушка обескуражено взглянула на вороного единорога.

– Нет, я не останусь, – опередила ее Тень, – я уйду сегодня.

Она легла в траву и молча глядела на Эру. Девушка подошла и села на колени рядом. Несколько минут она молча разглядывала свои ноги в грубых штанах и мяла пальцами траву. Тень молча наблюдала за ней.

– Помоги мне, – неожиданно попросила девушка, подняв глаза.

Тень молчала.

– Когда-то, – вдруг сказала она, – я вывела из леса девочку. Ее мать рыдала, но девочке не было страшно. Она смеялась. Ее звали Эра.

Эра молчала, потрясенная. Затем она расстегнула две верхние пуговицы своей рубашки. На ее груди висел на тоненькой веревке кулон. Это был изящный единорог, вырезанный из черного металла. Материал был незнаком Тени. Крохотный единорог словно готовился к прыжку. От кулона веяло силой.

– Мама попросила нашего лучшего мастера сделать его. Этот металл она нашла в кармане моей курточки, когда привела меня домой. Она рассказывала мне сказки о черном единороге, который спасает потерявшихся детей… Я его почти не помню. Помню только высокую тень с голубыми глазами, в которых можно было бы утонуть… Это была ты?

Тень не ответила. Ответ был не нужен.

– Я помню твой голос, – продолжала девушка. – Через три года пришли другие люди. Они забрали папу и всех остальных мужчин и мальчиков в армию, оставив нас без защиты. Когда в деревне вспыхнул пожар, некому было его потушить. Мы хватали ведра, неслись к реке, но все бесполезно, нам никто не помог. Многие погибли в пламени. Мы с мамой вместе с теми, кто уцелел, бежали в соседнюю деревню, чтобы предупредить о пожаре, который распространялся по лесу. Но там тоже не было мужчин. Ни одного. Тогда мы направились дальше, в город, на своем горбу волоча все, что смогли вытащить из горящих домов. Но по дороге на нас напали. Никто не знает, откуда взялись негодяи. Тогда мама посадила меня на спину молодого жеребца-одногодки. «Не бойся, дочка, – сказала она. – Все будет хорошо. Когда пожар утихнет, мы вернемся домой. Держись за гриву и ни в коем случае не слезай с коня!» Она поцеловала меня и ударила коня по крупу. Тот понесся во весь опор, и нам удалось уйти от разбойников. Когда годовичок остановился, я чуть было не свалилась, но помнила мамин наказ и что было сил вцепилась в гриву. Ночью я обхватила его шею руками и спала, пока он пасся. Он словно все понимал и даже не пытался меня сбросить. Наутро его что напугало, и он какое-то время бежал, то и дело спотыкаясь о камни. Видимо, он почуял других лошадей, и потому вышел сюда. Меня приютила эта семья. Я много раз пыталась вернуться домой, но не находила дороги: ни одна тропа не ведет на ту сторону гор. Непонятно, как мы тут оказались.