Арест Ант - Как стать контрабандистом

– Да. И оставить русский в осадке.

– Извините… не понимаю, – он немного помялся и сказал, указывая на своего спутника, – А вот это офицер нашей таможни. Будет… э-э-э… конвоировать нас до суда.

«Да уж, этот точно не из элиты», – уже с подступающим удовлетворением подумал я, – «Если вместо тех клонов, которые меня сюда конвоировали, такого дристуна прислали, то значит моё дело на мази. Разобрались, значит. Ща домой, рубануть борща под мерзавчик, утешить жинку и у койку… пару суток давить подушку».

– В зале суда… нас будет ждать… государственный адвокат.

– Зачем он вам нужен?

– Он вам положен… по закону.

– А что, меня в чём-то обвиняют?

– Почему вы не знаете?

– А почему я должен? Никакого понятия не имею. Может, вы знаете?

– Нет. Но на суде всё скажут.

– Ну, спасибо, что хоть просветят, с чего я тут вшей кормил, – надеюсь, что с нарочито нехорошей, этакой киношной усмешечкой протянул я, – Бог даст, потом кто-то узнает, что здесь вам не там.

– Что? Извините, я вас не понимаю. Это русский… э-э-э… slang?

– Нет, не сленг, просто такой питерский диалект. Иногда отличается от московского. Как заМКАДный от доБлокадного. Но в последнее время питерский особый в Москве слегка превалирует.

– Правда? А кто такой вшей?

– Кто?

– Тот, кого вы кормили.

– А… это один малэнький птиц. Её время неудержимо рвало ко мне на нары. Голод наверно.

– Вы так называете птицу голубь? На сленге?

– Ну, уж нет, так называется птица дятел, которая на меня сюда крупно настучала.

– Он мешал вам… спать?

– Регулярно. А уж две последние ночи точно.

– Я сообщу дежурному офицеру.

– Да, пожалуйста, скажите ему, пусть организует засаду и отгоняет по ночам. – дурачиться стало в лом, да и объект не подходящий.

Костик вдруг весь поддёрнулся и с непередаваемым трагизмом произнёс: – Мы опоздали.

– А что, так далеко ехать?

– Нет, это есть соседний дом. Рядом. Пешком идти.

– Так, может, пойдём? Мне только кроссовки одеть. Ремень и куртку могу уже и на ходу набросить.

– Да-да, – Костик, по-заячьи подскочил, устремляясь к двери, где его вежливо, но по-хозяйски отодвинул охранник и своим ключом открыл дверь.

Мы гуськом протиснулись мимо охранника и через паркововочный (или приёмный?) бокс выскочили на свежий воздух. Нет, это не воздух. Это озон, небесный эфир, просто нектар и панацея для моих в хлам отравленных лёгких.

До входа в соседнее здание пришлось пройти всего двадцать шагов. Костик прижался к входной двери и стал там елозить карточкой по панели входного замка.

– Поспешишь, у-дрызг судью насмешишь, – подходя, негромко сообщил я ему в спину, с интересом наблюдая за его манипуляциями.

Костик задёргался, но стерпел и только молча посопел. Загорелся зелёный огонек, и он рывком распахнул дверь. Увлекаемые им, мы галопом понеслись на второй этаж. Опять закрытая дверь, которая почти сразу поддалась. Небольшой холл. Будка охранника. И опять закрытая дверь.

– От людей закрылись, избранники народа. Ну, всё прям как у нас. Только у вас охраны что-то маловато и переносных мигалок на лестнице не хватает, – переводя дыхание, сообщил я в спину Костику.

Но он опять меня проигнорировал, нервно суетясь со своей карточкой у очередного замка. Дверь, наконец, открылась, и мы влетели в просторный холл с парой деревянных скамеек и несколькими вешалками по углам. Костик судорожно повесил свою куртку и, не оглядываясь на нас, поспешил к одной из дверей. Мы трусцой неслись за ним.

Местный зал заседания суда оказался весьма аскетичен и чем-то неуловимо напоминал только что отстроенный класс прогрессивной деревенской школы. Четыре небольших стола образовали стороны разорванного квадрата в довольно просторной и светлой комнате. Три больших окна. У глухой стены в один ряд стоят деревянные стулья. Для приглашённых или зрителей? Точно. Там резко притормозил и уселся наш конвоир-таможенник.

Явно судейский стол поставили на небольшом возвышении и за ним могут разместиться четыре-пять человек. На столе три микрофона на гибких штативах. Справа небольшой приставной столик с компьютером для секретарши. За ним уже сидит довольно миловидная девица и с остервенением долбит по клавиатуре, всецело уйдя в процесс.

Костик с облегчённым вздохом уселся за стол, который находился прямо напротив судейского, и громко сказал: – Вам надо сесть рядом.

Ну, надо, так надо. Возле стола четыре стула. С краю, сильно сгорбившись, притулился довольно пожилой человек. Я убрал назад один стул и сел между ним и Костиком.

– Это ваш адвокат, за которого платит государство, – не понижая голоса, сообщил Костик. Отсутствие судьи явно привело его в хорошее расположение духа. Жаль только, что это никак не повлияло на запах изо рта.

– Здравствуйте, – автоматически ответил я. Тот молча кивнул.

– Вам не надо платить за его услуги, – продолжил Костик ораторствовать, – Государство оплатит его работу. Как и все транспортные расходы и услуги переводчика. Меня.

– Я уже понял. Всё задаром, – при этом с трудом сдержался, чтобы не ругнуться. Нервы и так на пределе, а этот зудит как пластинка заезженная. Видно намертво текст заучил.

Мой халявный адвокат пришёл на суд в мятом залоснившемся пиджаке. Весьма сомнительная майка навязчиво проглядывает из расстёгнутого ворота клетчатой ковбойки. Ботиночки также не нарушают общего ансамбля. Н-да, просто ярый антипод Перри Мейсона. В голове немедленно закопошился червячок сомнения. Видно на получаемые от государства деньги особо не разбежишься. Самое подходящее место этому типу не на суде умные речи толкать, а в самом захудалом пивняке каменную воблу на коленке чистить. Молча и сосредоточенно. Это что, мне специально такое чучело подсунули, экономя государственный бюджет? Может я чего-то пока не уловил или просто недопонял? Ах, да! Видно и у них по одёжке встречают, по уму провожают. Ладно, подождём, посмотрим на финальный аккорд.

Я стал оглядываться вокруг. Слева от нас за таким же, как и у нас, столом сидел ещё весьма молодой, но очень худой индивидуум с узким лобиком, покрытым редкими желтоватыми волосиками. У него был вид смертельно уставшего от этой жизни человека. А тонкие губки, которые он постоянно сжимал цыплячьей гузкой, на фоне его остренького скошенного подбородка, только усиливали такое впечатление. И этому государство, что ли мало платит? Какие-то они здесь все как на подбор молью побитые и затюканные суровой правдой жизни.

– Это кто? – спросил я Костика, кивая на соседа слева.

– Это прокурор.

– А где судья?

– Скоро будет.

– Опаздывает ваш гражданин заглавный начальник.

Костик возмущённо мотнул головой, но промолчал. Я принялся внимательно рассматривать прокурора, который достал объёмистый портфель и стал вынимать оттуда папки с бумагами. Ну и видок у него. Красноватые веки, которые бывают у людей с хроническим недосыпом или проявляются после грандиозной попойки. Но лицо не мятое, значит, есть подозрение, что он всё-таки что-то этакое особо важное ковыряет себе по ночам. Козни коварные строит. Глаза у него какие-то замутнённые, как у снулой рыбки. Да и нездоровая бледность придаёт вид утопленника, недовольного тем, что его выдернули из привычной среды обитания. Cadavre. У Жоржа Сименона был «Инспектор Кадавр», а мне достался зомби на последнем издыхании. Прокурор-кадаврик.