Муъминат Хаттаева - Сакинат

Сакинат воспринимала эту поездку как побег от самой себя. Может, там, вдали от дома, в незнакомом далёком городе всё наконец встанет на свои места, успокаивала она себя. Хотя после свадьбы прошло уже сорок дней, она не сказала мужу даже четырёх слов. Без разговоров обходился и Али. Сакинат начинала осознавать, что семья у неё не сложилась, но никому не могла в этом, признаться. Тем более что она не представляла, как по-другому должны были быть выстроены их отношения с супругом. Вокруг Сакинат крутились братья, и она то и дело просила их успокоиться и не суетиться. Подходило время отправления. Аминат до сих пор не подошла проводить старшую сестру – она заканчивала обычную утреннюю мамину работу. Чуть позже она всё же успела – поспешно подойдя, она молча встала рядом с сестрой.

Раджаб, пришедший проводить сына, стоял среди мужчин. Абдулгамид провожать свою дочь не пришёл. Накануне, когда Сакинат пришла в гости в родительский дом, он попрощался с ней и дал денег на дорогу. Не появился на проводах и Амирбег, сын тёти Умукурсум.

Сама разговорчивая Умукурсум, на ходу затевая беседу то с одним, то с другим, то со многими сразу, подошла, когда до отправки машины оставалось совсем ничего. По её рассказам, которыми она охотно делилась со всеми, засеянному огороду больше вреда приносят утки, чем буйволы. Прилетев издалека, как орлы, чужие утки собирались прямо на огороде Умукурсум!

– На колоске ни одного зернышка не осталось – утки пожрали всё! – громко сетовала она.

Аслимат и Убайдат, которые возвращались от родника, положили свои кувшины возле машины. Они тоже хотели проводить Сакинат. Возле Убайдат, одетой неброско, Аслимат выделялась хотя и не новым, но нарядным белым платком, покрывающим голову. Аслимат хотелось, чтобы все видели, как она счастлива, что в скором времени будет её свадьба. Остаться на свадьбу Аслимат и Ахмеда у Сакинат не получалось: свадьбу отложили потому, что умерла их престарелая близкая родственница и нужно было выдержать срок траура.

Наконец, собрались все отъезжающие. Мама, свекровь, тётя Умукурсум, сестра и подруги на прощание обняли Сакинат. Старик, который собирался лечь в районную больницу, занял кабину, а колхозники залезли в кузов. Али легко вскочил в кузов со стороны колёс и подал руку Сакинат, чтобы помочь ей подняться. Сакинат застеснялась и покраснела как помидор, села на место, которое ей показали, и сидела не шевелясь, пока машина не тронулась. Нагнувшись через борт машины, Али прощался за руку со всеми мужчинами. Брат Хасбулла поднялся на колёса и через борт помахал Сакинат рукой. Все расселись по местам, и только Али стоял, проявляя уважение к старшим. Ветер играл с его красивой шапкой. Машина просигналила и тронулась. Абидат заплакала, вытирая слёзы.

* * *

Хотя Али женился, выполняя волю родителей, у него и в мыслях не было брать с собой Сакинат. С рождения не подумавший своей головой, привыкший, чтобы за него родители думали, ни разу самостоятельно не поевший, он не только не знал, как добиться желаемого, он представления не имел, чего же именно он хочет. Это была проблема, которую никто не смог бы решить. И вот, когда он собрался в Ленинград, мама и папа сказали ему, чтобы он взял с собой жену. И на этот раз Али, ни о чём самостоятельно не подумав, по привычке, послушался родителей и забрал с собой Сакинат.

Оставив позади горы, которые снизу казались туманными облаками, машина добралась до пылающей жаром равнины. У районной больницы высадили больного старика, и мужчины организовали для Сакинат место в кабине. Прежде она выезжала из села в район единственный раз, чтобы получить паспорт. Равнина, асфальтированная дорога, жар, поднимавшийся от асфальта, – всё её удивляло. В кузове она почти не открывала глаз от клубящейся пыли, которая поднималась из-под колёс, а теперь вовсю смотрела из кабины кругом, запоминая всё увиденное.

Встречались на равнине и не асфальтированные участки дороги, от которых поднималась пыль, едва по ним проезжали машины. Горцы, покрытые дорожной пылью словно мукой, остановились у придорожного родника, когда машина из села Шалда достигла асфальтированной дороги. Родниковая вода оказалась хорошей и чистой, как из сельского родника. Возле родника путники почистили себя от пыли и помылись. Устроившись перекусить под большим дубом, они вытащили гостинцы, взятые с собой в дорогу. Привыкшие к прохладному климату, горцы даже в тени обливались потом, лица их покраснели. Ни воздух, ни климат равнины не нравились никому из них. В такой жаре родник с холодной водой казался им истинной благодатью.

На ночь Али и Сакинат остановились в кутане у дальних родственников Али. В их доме были две комнаты с низкими потолками, построенные из саманных кирпичей. Кроме Сакинат и Али, в доме остановились переночевать ещё несколько мужчин. В кутане было всего несколько хозяйств, где постоянно жили хозяева. Все, кто приезжал с гор, останавливались у них. В духовке, которая располагалась перед домом, под навесом, покрытым камышом, хозяйка в скором времени испекла несколько аппетитных хлебов. И хозяева, и гости сели кушать под дубовым деревом перед домом. Стол изобиловал свежими фруктами и овощами, которые очень любят горцы: помидорами, огурцами, виноградом, арбузами и дынями. До тех пор, пока хозяйка закончит свои дела, Сакинат присматривала за детьми, один из которых, совсем маленький, тихонько посапывал в колыбели. Хозяйка с двумя детьми и Сакинат легли спать в одной комнате, а все мужчины – в другой, расположившись в ряд. Ночью Сакинат совсем не спала: комариный рой, напавший на свежую горскую кровь, нелегко было остановить.

Утром следующего дня один из гостей на конской кибитке подвёз Али и Сакинат на железнодорожную станцию. Рано утром на работу вышли и колхозники. Они рады были прервать утренний сон, чтобы отдохнуть в обед, когда солнце особенно сильно начнёт припекать.

Когда супруги доехали до Махачкалинского вокзала, до отправки московского поезда оставалось ещё много времени. Сакинат села на скамейку и поставила рядом чемоданы. Али ушёл покупать билеты. Он достал билеты в купейный вагон. Дешёвые билеты в плацкартные вагоны давно были проданы.

В вагоне поезда сердца супругов, пустые по отношению друг к другу, ничем не заполнились. Их редкие беседы состояла из необходимых слов.

«– Пообедаем?», «– Уже поздно, давай ляжем спать», «– Хорошо будет, если позавтракаем. Разве нет?» В основном такие разговоры затевал Али, да и то лишь в те моменты, когда он хотел спать или чувствовал голод. Сакинат не поднимала головы от книги, которую читала. Здесь не было необходимости делать вид, будто она счастлива.

За три дня в их купе три раза поменялись соседи – одни уходили, другие приходили. Сакинат и с ними не вступала в долгие разговоры. Не блистал разговорчивостью и Али. Соседям Али и Сакинат по купе они могли бы показаться едва знакомыми меж собой. Трудно было догадаться, что эти парень и девушка, не обращающие внимания друг на друга, – молодожёны. Али спал днём и ночью, для него как будто весь мир стал сном. Он просыпался, когда чувствовал голод, чтобы поесть, а затем снова погружался в объятия сновидений. Назло ему Сакинат не поднимала головы от книги даже тогда, когда он просыпался. Съестное, взятое из дома, – жареный хинкал, чуду, хлеб – закончились вечером на второй день. Сакинат не стала просить Али, чтобы он принёс еду. Укачиваемая ходом поезда, этой ночью Сакинат уснула голодная. Ранним утром следующего дня проводница с красивой стрижкой до плеч принесла им два стакана чая.