Валерий Гриньков - Баксы для Магистра

Представляю. Только что освобожденный из бандитских застенков Миша, растрепанный и чуточку помятый, стоял бы сейчас перед камерой и с выражением сдержанного восторга на лице рассказывал о том, чему он сам был не только свидетелем, но и участником, а за спиной у Миши мелькали бы вооруженные до зубов бойцы в камуфляже – как фон, – и на этом фоне Миша Каратаев смотрелся бы очень и очень внушительно.

Чтобы утешить Мишу, я сказал вкрадчиво-доверительно:

– Не надо расстраиваться. Ты же репортер. У тебя еще будут классные сюжеты.

Миша посмотрел на меня, как на недоумка, и сказал в сердцах:

– Ты, Колодин, ни фига не понимаешь в репортерском деле! Снимаешь свои приколы и не знаешь, что такое реальная жизнь! Жизнь, в которой все, что происходит, – всего лишь случай! И если ты этим случаем не воспользуешься, другого такого у тебя не будет уже никогда!

Долго искали Магометыча. Когда уже совсем отчаялись и даже предположили, что он сбежал и находится далеко от пансионата, он вдруг обнаружился в подвале, который уже один раз обыскивали, а повторно туда полезли от отчаяния. Перепуганный Магометыч прятался и не собирался объявляться, поскольку не мог понять, что за странные люди бродят по подвалу, но, обнаруженный, сдался без сопротивления и даже руки поднял. Хотя никто от него этого не требовал. В то, что для него все закончится благополучно, он осмелился поверить только тогда, когда его вывели из подвала и он увидел меня.

Оставался еще Гриша Муханов, которого увез с собой в какую-то далекую деревню один из сабадаевских бандитов, но Мартынов сказал мне, что погоня уже пошла по следу и все с нашим Гришей будет хорошо.

– Я так и не понял, – сказал мне Миша Каратаев. – Почему эту мать многодетную вместе со всеми жуликами из пирамиды не привлекли? Ведь муженек ее эту аферу закрутил, и она в курсе всех дел была и даже участвовала. Если разобраться.

– Участвовала только тем, что деньги тратила, – ответил я. – На ребятишек своих. Ты бы лично смог за это женщину в тюрягу закатать?

Миша не ответил и надолго задумался. Не смог бы. Вот и Мартынов не смог. Разобравшись, кто был кем в злосчастной пирамиде, Мартынов тихой сапой перевел Марию в разряд свидетелей. «Пощадили?» – спросил я у Мартынова при встрече. «Просто вспомнил о трех десятках ее сорванцов, – ответил он мне. – Пропадут они без нее».

– И все-таки я не понимаю, – начал было Миша, но я его остановил.

Мы с Мишей сидели в одной из классных комнат на втором этаже обычной общеобразовательной школы и ждали появления главного действующего лица подготовленного нами представления. Это действующее лицо как раз и появилось под стенами школы – я увидел тоненькую фигурку Светочки Боярышкиной, спешащей к назначенному времени. А назначено ей было на девять ноль-ноль, когда она должна была встретиться с директором школы. У Светочки сегодня начиналась новая жизнь. Она принимала класс. Еще совсем недавно была студенткой, а с сегодняшнего дня будет носить высокое звание педагога. Мы с подачи Светочкиных друзей по ее студенческой жизни решили сделать первый Светочкин школьный день незабываемым. Прознав про наши планы, на съемки розыгрыша напросился Миша Каратаев. Теперь он сидел рядом со мной в пустом классе, где не было учеников и почти отсутствовала мебель, но зато было множество мониторов, по которым мы следили за происходящим.

– Начинается! – сказал я Мише, прилипая к экрану. – Сейчас наша новоиспеченная училка узнает, почем в этой жизни фунт лиха.

А началось все для Светочки Боярышкиной не пугающе и даже как-то по-домашнему. Директриса, желчная тетка в старомодных очках, чем-то неуловимо похожая на высушенный до каменнообразного состояния сухарь, проявила любезность и даже самолично заварила для Светочки чай, что уже можно было истолковать как намек на возможное в будущем вполне мирное и взаимоуважительное сосуществование. И хотя Светочка чувствовала себя в директорском кабинете не слишком комфортно, приготовленный директрисой чай несколько ее успокоил, и Боярышкина даже улыбнулась, впрочем – несмело.

– Вы детей, наверное, любите, – предположила директриса, и Светочка, чтобы не разрушать еще только наметившегося между ними хрупкого взаимопонимания, вполне ожидаемо ответила:

– Да.

– По призванию, – окончательно определилась директриса. – Это хорошо, уважаемая Светлана… э-э-э… Алексеевна…

Чтобы вспомнить отчество своей собеседницы, директрисе пришлось заглянуть в лежащие перед ней бумаги.

– Потому что в нашем деле без призвания, уважаемая Светлана Александровна, никак нельзя.

– Алексеевна, – несмело поправила Светочка директрису.

– А? – невнимательно отозвалась та.

– Я не Александровна, а Алексеевна.

– Да, Алексеевна, – все так же рассеянно ответила директриса.

Боярышкина на нее не обиделась. Директор школы – человек занятой. Дело известное.

– А со здоровьем у вас как? – вдруг спросила директриса.

– С каким здоровьем? – растерялась Светочка и почему-то зарделась.

– Ну, нервная система, допустим… И вообще…

– С нервной системой у меня все в порядке, – осторожно сообщила Боярышкина. – А «вообще» – это вы про что?

– Это я про общую физподготовку, – ответила директриса и посмотрела сквозь стекла очков внимательно.

– Я не понимаю, – потухшим голосом призналась Светочка.

– На вас хулиганы никогда не нападали?

– Н-нет.

– Но если вдруг нападение… Допустим… Вы просто представьте себе такую ситуацию… Вот на вас нападают трое или четверо… С арматурой или вовсе с ножами… Как думаете – отобьетесь?

– А зачем? – глупо спросила Светочка.

– Чтобы жить дальше! На радость всем нам! – строго ответила директриса и поджала губы.

Тут Боярышкина совсем растерялась. Она ведь не в милицию устраивалась на работу, где каждый день перестрелки и, прости господи, убийства. Она в школе собиралась работать.

– Тут же школа, – озвучила собственную растерянность Светочка. – Зачем же – с ножами?

– Именно что школа, – с тоской и затаенной яростью в голосе подтвердила директриса. – Вы не представляете, как все изменилось в последние годы. Пока вы в студентах ходили. Если так и дальше пойдет, то очень скоро придется школы обносить колючей проволокой и по периметру вышки пулеметные ставить.

– За… Зачем?

– Опасность представляют! – коротко сообщила директриса.

– Кто?

– Детки, ясное дело. То есть это и не детки, конечно, а висельники и каторжники, – в руках директрисы хрустнул сломанный карандаш.

Боярышкина покосилась на карандашные обломки и несмело осведомилась:

– Неужели все так плохо?