Владимир Гриньков - Телохранитель Каина

Михаил посмотрел. Ему эта картина не понравилась.

– Мне от тебя нужно только одно, – сказал Китайгородцев. – Чтобы ты меня освободил от этого. Чтобы отменил свое внушение. Чтобы я не рвался убить этого Стаса, который Глеб.

– Я не понимаю, – попробовал увильнуть Михаил. – Ты сам веришь в это?

Но посеять семена сомнения ему не удалось.

– Я видел, как бывает, – сказал Китайгородцев. – Как люди превращаются в роботов. А еще в моей машине сидит гипнотизер. Настоящий. Может, ты слышал такую фамилию: Потемкин? Хочешь с ним поговорить? Он тебе расскажет, привиделось мне это, про убийство Стаса, или нет.

Михаил мрачно молчал.

– Ну?! – возвысил голос Китайгородцев.

– Так ты с ним договорись, – посоветовал собеседник, – с гипнотизером этим. Если он умеет, пускай он тебя и приведет в порядок.

Говорил вроде бы бесстрастно, но в голосе угадывалась издевка. Понимал, наверное, что раз Китайгородцев не к Потемкину за помощью обратился, а к нему, значит, без него не обойтись.

– Ты не шути! – посоветовал Китайгородцев, озлобляясь. – Размажу!

– Ты обратился не по адресу.

Тогда Китайгородцев взял его за ворот куртки.

– Я ничего не буду делать, – сказал Михаил с неожиданной твердостью. – Можешь меня убить.

Китайгородцев, возможно, покалечил бы его, в такой он был ярости, но вдруг распахнулась дверца машины, и Потемкин сказал обеспокоенно:

– Женщине, кажется, с сердцем плохо!

В деревне не было врача. И в монастыре тоже. До ближайшего фельдшерского пункта, как сказали местные, километров двадцать пять. Китайгородцев гнал машину так, что на поворотах она уходила в занос, и каждый раз он чудом «ловил» ее уже в последнее мгновение, у самой обочины.

Фельдшерский пункт в большом селе, куда они приехали, был закрыт. Еще слишком рано. Отправились на поиски фельдшера. Нашли нужный дом и стали стучать в окна, до тех пор пока там, внутри, не началось какое-то движение. Фельдшер вышел к ним заспанный, в накинутом на голое тело полушубке.

– У меня в машине пожилая женщина, – сказал ему Китайгородцев. – Сердце!

– Посмотрим, – пообещал фельдшер, подавив зевок.

Но он преобразился, едва увидел Наталью Андреевну.

– Давно? – спросил через плечо, пытаясь нащупать пульс.

– Около часа назад, – ответил Китайгородцев.

– Ах ты, господи! – не сдержался фельдшер и помчался в дом.

Вернулся он, на ходу выгребая из пакета шприц и ампулы. Пока вводил лекарство Наталье Андреевне, отдавал распоряжения:

– Мягкое что-то ей под голову! Заводи, сейчас поедем! Гони! Если поспешишь, мы, может быть, успеем!

Отшвырнул использованный шприц. Михаил сноровисто соорудил подушку из куртки Китайгородцева. Сам снова остался полуголым. Китайгородцев завел двигатель. И только Стас Лисицын оставался безучастным. Казалось, что он даже не замечает всей этой суеты в салоне машины. Смотрел за окно с невозмутимым видом. Словно никого рядом с ним и не было.

В убогой районной больнице пахло лекарствами и скверно приготовленной едой. Темный лицом Михаил сидел на скрипучем стуле-инвалиде, кутаясь в куртку Китайгородцева. Над Михаилом к выкрашенной белой краской двери была привинчена табличка с пугающей надписью «РЕАНИМАЦИЯ». Китайгородцев пристроился неподалеку на подоконнике и ждал. Белая дверь порой приоткрывалась, кто-то выходил, Михаил вскидывал обеспокоенно голову, но для него новостей пока не было.

Уже ближе к полудню вышел врач в бледно-сером облачении практикующего хирурга, но это, похоже, у него такая униформа была, ибо в ней он ходил и по палатам, – Китайгородцев успел за эти часы увидеть его несколько раз.

– Лисицыной родственники кто? – спросил он.

Михаил с готовностью поднялся, стул скрипнул. Китайгородцев смотрел издалека, он видел лицо доктора, и хотя тот еще нечего не успел сказать, а Китайгородцев уже все угадал. Доктор развел руками и вздохнул, его лицо в одно мгновение привычно обрело сострадающее и виноватое выражение одновременно, чувствовалась многолетняя выучка человека, вынужденного озвучивать страшные вести о непоправимом.

– У нее изношенное сердце, – донеслось до Китайгородцева. – Мы пробовали помочь ему, взбодрить, а оно уже не реагирует. Слабенькое.

И снова развел руками.

Китайгородцев вышел из больницы, сел в машину. Потемкин вопросительно посмотрел на него, но не дождался новостей и решился спросить:

– Что?

– Умерла, – коротко ответил Китайгородцев.

Присутствующий здесь же Стас и ухом не повел. Он только что осиротел, но даже этого не понял.

Безуспешно прождав Михаила в машине около двух часов, Китайгородцев заподозрил неладное и отправился на поиски.

Нигде в больнице Михаила не было. Китайгородцев поочередно обошел палаты, потом врачебные кабинеты. Безрезультатно. Михаил исчез и был, вероятно, уже далеко. Так подумал Китайгородцев, но потом он догадался спросить, где находится тело умершей Натальи Андреевны Лисицыной. Очень скоро выяснилось, что тело в морг еще не доставляли и, следовательно, оно до сих пор в реанимации. Китайгородцев отправился туда. Он проскользнул в двери вслед за молоденькой медсестрой.

– Вы куда? – поразилась такой дерзости она.

Но Китайгородцев уже увидел. Тело несчастной Натальи Андреевны покоилось на холодном металлическом ложе каталки. Наталья Андреевна была облачена не в черное платье, а в старенькую белую рубашку, невесть после кого ей доставшуюся, но даже белизна рубашки была неспособна оттенить мертвенную бледность ее лица и рук, которые уже успели предусмотрительно связать у нее на груди обрезком бинта. Рядом, ссутулив плечи, стоял Михаил. Он был неподвижен, будто статуя. В полумраке коридора его лицо казалось черным. Китайгородцев подошел и положил руку на его плечо. Михаил не шелохнулся. Китайгородцев легонечко его тряхнул, и только тогда Михаил медленно повернул голову.

– Пойдем! – сказал ему Китайгородцев.

Михаил никак не отреагировал. Тогда Китайгородцев вывел его из реанимационного отделения, держа за руку, как милиционер выводит из присутственного места проштрафившегося гражданина. Так вдвоем они и вышли к машине. Здесь Михаил, кажется, только и осознал, где он и что с ним происходит.

– Уезжай! – сказал он хриплым голосом.

Его борода была мокрой, а глаза красны. Наверное, он плакал там, в реанимации.

– Я не уеду без тебя, – ответил Китайгородцев. – Сначала ты сделаешь то, о чем я попросил.

Михаил поднял на него тяжелый взгляд. Это явно стоило ему немалых усилий. Взгляд его был тяжел.

– Все останется, как было, – сказал Михаил.

И у Китайгородцева отчего-то сжалось сердце.

Михаил распахнул дверцу машины, выволок оттуда Стаса Лисицына, поставил перед Китайгородцевым. Взгляд Стаса был устремлен мимо Китайгородцева. Куда-то вдаль. Точнее, в никуда.