Марина Серова - До потери пульса

– Я, кажется, догадываюсь, по какому принципу Николай рассылал эти письма, – сказала Корнилова. – Он предупреждал об «Апокалипсисе» те фирмы, чьими услугами пользовался! Мазуров частенько отдавал обувь в ремонт, да и фотографии, я знаю, он распечатывал… А этих слепых Николай, наверное, просто пожалел.

– А как же ломбард? – осведомилась Бережковская. – Ломбард «Корона» тоже закрылся! Не думаю, что твой техник закладывал там золотишко. Он одевался ненамного лучше бомжа.

– Сам он, может, и не закладывал, а вот его мамаша, вполне возможно, это делала. – Ольга Николаевна на какое-то время замолчала и поднесла ко рту кусочек торта. – «Наполеон» действительно свежий! Нас с тобой, Наташа, не обманули.

– Вот что, Оля, ты нам тортом своим зубы-то не заговаривай! – напустилась на подругу Бережковская. – Что тебе известно про мать Мазурова? И почему ты никогда мне о ней не рассказывала?

– Да я сама только сегодня о ней узнала! Оказывается, мама Николая некогда занимала очень высокий пост. В советское время она была партийной номенклатурщицей, а в девяностые перешла в городскую администрацию – курировала торговлю.

– И откуда же ты об этом узнала? – осведомилась Наталья Петровна, несколько ошарашенная этой новостью, а скорее тем, что она прошла мимо ее ушей.

– Мне Лена рассказала.

– Какая Лена? – встрепенулась я.

– Елена Федоровна Корзун, – пояснила Ольга Николаевна. – Она пришла сегодня на работу, услышала, что тут вчера произошло, и явилась ко мне в кабинет – с повинной.

– В чем именно она признала себя виновной? – спросила я.

– Оказывается, она знала, что Мазуров состоит на учете у психиатра!

– Естественно, они ведь с Мелиховой были подружками, а Марина – родственница Николая, – прокомментировала Бережковская. – Я только одного не пойму: зачем Мелиховой понадобилось устраивать на работу своего двоюродного дядьку-шизофреника?

– Вот как раз об этом я и хотела рассказать! А ты, Наташа, мне не даешь, все время перебиваешь…

– Все-все, Оля, я молчу. – И Бережковская занялась тортом.

– Короче, так: года два тому назад Лена заметила, что с Мариной происходит что-то неладное – ей постоянно кто-то названивает и что-то от нее требует. Однажды Марина даже расплакалась, и Корзун поинтересовалась, что у нее случилось. Марина не сразу, но все-таки сказала, что одна дальняя родственница требует, чтобы она устроила на работу ее сына, больного шизофренией. Николай раньше на швейной фабрике работал, но что-то там такое отчебучил, и его вынудили уволиться. Мелихова прекрасно понимала, что Николаю в «Ирисе» делать нечего, у него в любой момент может начаться обострение, и в этом случае не избежать скандала. Она отказала Мазуровой-старшей, и та стала шантажировать Мелихову: «Не возьмешь Колю на работу – я тебя ославлю так, что ты из этого ателье вылетишь, а если устроишь его – подарю тебе кое-что из своих фамильных драгоценностей».

– Ну, все понятно! Марина – девушка меркантильная, – сказала я. – Поэтому она решила все же трудоустроить дядю Колю, а о возможных последствиях предпочла больше не задумываться.

– Выходит, так, – кивнула Корнилова. – Лена мне сказала, что она отговаривала Мелихову от этого шага, но – тщетно.

– Уж не знаю, можно ли верить Лене Корзун? – развела я руками. – Швеи говорили, что она сообщила Мазурову, будто его вскоре уволить собираются. А мне она совсем по-другому ситуацию представила!

– Лена мне и об этом случае рассказала. Когда она увидела у вас на столе личное дело Николая, то решила, что вы до чего-то докопались, и посоветовала Николаю быстренько написать заявление на увольнение. Он патетично заявил ей, что не сделает этого, потому что у него очень серьезная миссия, которую он обязательно выполнит. Корзун заподозрила, что техник уже на грани очередного обострения. Но мне она об этом не сообщила, – и Ольга Николаевна осуждающе покачала головой.

– Оля, да как же она сказала бы тебе об этом, если все знали, что ты ему симпатизируешь! – не постеснялась напомнить об этом факте Бережковская, заставив подругу покраснеть.

– Ладно, с Мазуровым мы вроде бы разобрались, – поспешила я замять эту деликатную тему.

– Татьяна Александровна, вы уверены, что Николай действительно ни к чему не причастен? – уточнила Корнилова.

– Абсолютно.

– Но ведь он признался в убийствах трех молодых людей!

– Да, признался, – сказала я. – Ему очень хотелось выглядеть вершителем чужих судеб, вот он и взял на себя вину. Я поинтересовалась подробностями – во время нашей знаменательной беседы на чердаке Мазуров заметно путался в деталях, повторяя то, что ему якобы вещал какой-то «голос». Нет, я твердо убеждена: он не мог самостоятельно спланировать и совершить эти три убийства, причем так, чтобы все они выглядели несчастными случаями.

– А что вы думаете насчет лифта? – не поднимая на меня глаз, поинтересовалась Ольга Николаевна.

– Это тоже не его рук дело, – не раздумывая, заявила я. – Вы же сами говорили, что его в то время не было в здании Дома быта.

– Не было, – подтвердила владелица «Ириса». – Он ездил за запчастями для швейных машин… А вдруг он незаметно вернулся?

Еще несколько дней тому назад подобные же вопросы я задавала самой Корниловой, а она отвечала на них отрицательно. Теперь мы словно поменялись ролями.

– Оля, ну что ты себя терзаешь? – опять набросилась на нее Бережковская. – Если Татьяна Александровна сказала, что это не Мазуров подстроил тот случай с лифтом, значит, не он! Она знает, о чем говорит.

– Ну, хорошо, закроем эту тему. О Николае больше – ни слова!

– Оля, извини, но мне все-таки хотелось бы знать – что такое он затевал на чердаке? – И Наталья Петровна устремила на меня вопросительный взгляд.

– Он приволок туда кучу петард, построил из них пирамиду и собирался разом поджечь все это пиротехническое хозяйство. Конечно, здание от этого на воздух не взлетело бы, как он рассчитывал, но пожар начался бы – ведь там масса деревянных балок, стропил… Огонь по ним быстро распространился бы на все здание, а если и перекрытия в нем деревянные, пламя пошло бы вниз…

– Жуть! – воскликнула Бережковская.

– Наташа, будь уверена, до твоей «Пальмиры» огонь не успел бы дойти, – осадила подружку Корнилова. – Пожарная часть – рядом, так что у тебя имелся бы шанс избежать ущерба. Чего не скажешь о моем «Ирисе»! Все-таки четвертый этаж – это не первый. Если не огонь, то вода к нам непременно бы просочилась.

– Оля, а с чего ты взяла, что я о себе самой так забеспокоилась? Я, может, о слепых прежде всего подумала!

– Ну, конечно, так я тебе и поверила!

– Не ссорьтесь, дамы, – сказала я примиряюще.

– Да мы и не ссоримся. – Наталья Петровна вылила в свою чашку из кофейника остатки кофе. – И не до ссор нам сейчас. Если все это заварил не Мазуров, то кто же тогда?