Марина Серова - Все оттенки лжи

– Мама… – первой заговорила Алена. – Мама, я не хотела тебя расстраивать…

– Идем в твою комнату! – в первый раз за все это долгое время обратился к дочери Шишков.

Вся троица направилась в комнату Алены, и за ними захлопнулась дверь. Вот тут уже Шишков позволил наконец своим чувствам выплеснуться наружу – по полной программе! Отрываясь за время своего вынужденного молчания, он взахлеб высказал дочери все, что о ней думает, а также проинформировал ее, какие перспективы ее ожидают после столь непотребного поведения.

Я еще никогда не слышала, чтобы Эдуард Борисович так ругался! Голос Алены, вопреки обыкновению, был очень тихим, она почти не пыталась возражать отцу. Слушать этот «разбор полетов» мне совсем не хотелось, и я отправилась в свою комнату. Бурный разговор продолжался еще около часа, и итогом его, как я потом узнала, стало помещение Алены под домашний арест, запрет на «живое» общение с друзьями, не говоря уже о Колесникове, полное лишение ее наличных денег, а также перевод ее на домашнее обучение. До тех пор, пока она не образумится.

Я подумала, что со временем Шишков смягчится и опустит кое-какие пункты в этом реестре запретов. И вообще ему стоило бы поговорить с Аленой по душам. Не сейчас, а когда она в полной мере осознает свою вину. На данный же момент принятые им меры показались мне оптимальными.

Спать я легла уставшая, но с чистой совестью. Благополучно разрешившееся возвращение Алены домой немного успокоило меня. Однако я ни на минуту не забывала о том, что банда налетчиков по-прежнему живет себе спокойно и даже процветает. И пусть исчезновение девчонки оказалось не связанным с этим делом, я была уверена, что Козырь, глава банды, не дремлет. А ни у меня, ни у правоохранительных органов по-прежнему не было на него ровным счетом ничего. Хотя даже просто информацию о том, кто именно руководит бандой, нельзя было назвать ничем. Да, но Козырь – это всего лишь кличка, «погоняло». Неплохо бы уточнить у Романенкова, как его зовут на самом деле. Может, это ничего и не даст мне в плане его поимки, но тем не менее!

Единственное, что пока было абсолютно ясно, – Козырь и его банда крайне опасны.

И что в этом смысле нам готовит грядущий день, неизвестно…

Следующий день начался со звонка Михайлова Шишкову. Так получилось, что я стала его свидетельницей, когда, сделав зарядку и приняв душ, спустилась в кухню выпить кофе: угощаться им в одиночестве мне уже надоело. Тут же находился и Эдуард Борисович, тоже вымотался за вчерашний день, но поднялся рано. Усталость его скорее была моральной, все-таки ему пришлось пережить довольно сильный психологический стресс.

Видимо, обсудив случившееся с женой – после заданной им дочери взбучки, – Шишков немного успокоился и выработал линию поведения. И теперь он, пребывая в относительно благодушном настроении, потягивал крепкий кофе и почитывал газету.

– А, Женя, привет, – оторвавшись от нее, приветствовал он меня.

– И вам не хворать, – ответила я, присаживаясь на табурет.

– Кофе наливайте, там еще много, я только что сварил, – пододвинул он ко мне кофейник.

Я наполнила чашку и потянулась за крошечным печеньем, лежавшим в вазочке. В этот момент Шишкову и позвонил Геннадий Юрьевич Михайлов. Поговорив с ним, Шишков взглянул на меня.

– Сегодня состоится новая встреча в «Белом слоне», – сказал он. – Мужики хотят еще раз все обсудить, теперь уже более серьезно. Я подумал, раз уж вы присутствовали на нашем собрании в прошлый раз, может быть, вы и сегодня составите мне компанию? Тем более что встреча произойдет днем, к вечеру вы будете дома. А я еще задержусь в городе по делам…

– Составлю, отчего же нет, – согласилась я. – Днем тут и без меня охраны хватает. Во сколько назначена встреча?

– В два, – коротко ответил Эдуард Борисович.

– Хорошо, в час десять я буду готова, – сказала я, так как дорога до центра Тарасова из Алексеевки в это время суток заняла бы не больше сорока минут.

Никита уехал с водителем в лицей: узнав о том, что детей там никто не похищает, Эдуард Борисович решил, что нет смысла изолировать мальчика от класса и переводить и его на домашнее обучение. Тем более что к замыслу – сжечь лицей и стереть с лица земли само упоминание о нем – Эдуард Борисович уже как-то охладел… Равно как и к тому, чтобы отправить за решетку его директора. О «несчастном педофиле» Роме Колесникове он и вовсе предпочитал помалкивать.

Что касается Алены, то ей было велено учить уроки, а к вечеру показать родителям решенные ею двадцать пять задач по математике, а также десять сделанных упражнений по русскому языку. Шишов заявил, что лично проверит ее работу, поскольку с завтрашнего дня к Алене будут приходить учителя на дом. И бедная девчонка, обложившись учебниками и высунув от усердия язык, трудилась в поте лица, пытаясь за один день наверстать все упущенное ею в течение нескольких последних месяцев…

В «Белом слоне» собралась прежняя компания деловых людей: Михайлов, Хруст, Ольховский, Лопатин и иже с ними. Мы с Шишковым подъехали даже чуть раньше срока, в клубе был один лишь Лопатин. Они с Шишковым переговаривались о чем-то своем, избегая покуда разговоров о нападениях. Потом, когда подтянулись и остальные, выпили и закусили, беседа у них наконец-то пошла о деле.

– Я считаю, – разгрызая баранью кость крепкими зубами, сказал Хруст, – что нужно устроить перед каждым домом пункт охраны. Примерно как у полицейских, только свой, личный. А что? Поставить будку, провести провода, установить сигнальную кнопку, которая зазвонит при поступлении сигнала… Все же очень просто, не надо велосипед изобретать! Охрана тут же прыгает в машину и через пару минут уже оказывается возле дома, где всех и вяжет.

– За пару минут бандиты в доме всех уже уложат! – не согласился с его предложением Шишков.

– Точно, – поддержал его Лопатин. – Бандитов, может, охранники и возьмут, но какой ценой?

– Нет-нет, мне это не подходит! – категорически замотал головой Шишков.

– Ну, ребята! – обиженно протянул Хруст. – С вами каши не сваришь! Нужно же дей-ство-вать! А не просто лясы точить! Мы уже не в первый раз собираемся, а воз, как говорится, и ныне там!

– Нужно их перехитрить, – внес свое предложение лощеный Золотарев.

– Как? – тут же повернулся к нему толстый Ольховский.

– Не знаю, подумать надо! – улыбнулся тот белозубой улыбкой.

– И так уже слишком долго думаем, – проворчал Хруст. – Пока еще ничего не надумали, как видишь.

Разговор не очень-то клеился. Никаких конструктивных предложений, кроме ужесточения мер охраны, не высказывалось. Предприниматели вяло жевали вкусности, да и пили тоже как-то неохотно. При этом от меня не укрылось, что они в основном думают не о нападениях, а о чем-то другом. Но вслух они об этом не говорили. Я вспомнила о фразе, которую Шишков недавно произнес: «К вечеру вы уже будете дома, а я еще задержусь в городе по делам». Какие у него могут быть дела, если разговор идет у них, можно сказать, ни о чем, а наесться-напиться до вечера сто раз можно – от пуза? Или у них – у всех – намечена встреча с кем-то еще? Уж больно таинственно они выглядят!