Александр Бестужев-Марлинский - Испытание

– Признаваться в своих ошибках есть высшее мужество, – возразил артиллерист, сжимая руку майору.

– Сделав все для света, я прошу у тебя, любезный Стрелинский, для самого себя пяти минут особенного разговора.

Рука об руку с князем вошел Валериан в другую комнату весело и беззаботно, но чело его подернулось, как заревом, когда он увидел там сестру свою!

– Что это значит?! – вскричал он грозно. Но когда сестра с радостным приветом:

– Вы не будете врагами, вы не будете стреляться! – упала к нему на грудь бесчувственна, голос его смягчился…

– Ольга! Ольга! что ты сделала? – произнес он печально. – Невинная, неопытная душа! ты погубила себя!

Тихо опустил он на софу драгоценное бремя, и невольный взор упрека пронзил сердце Гремина; между тем призванный доктор суетился около Ольги.

– Друг! друг! – сказал глубоко тронутый князь, – не уничтожай меня; я сам чувствую, сколько бед накликало мое безрассудство; подумаем лучше, как исправить ошибку. Поездка сестрицы твоей едва ли утаится от клеветы, и бог весть, какими баснями украсит ее свет! Чувствую, что я не стою этого ангела, но чувствую, что без нее нет для меня счастия на земле… И если сердце ее не занято… если… я, как старый друг твой, спрашиваю тебя, Валериан… хочешь ли ты иметь меня зятем?

Стрелинский мрачно взглянул на него…

– Князь! я откровенно скажу тебе, что прежде не желал бы лучшего мужа Ольге, но вчерашняя твоя горячность за графиню заставляет меня сомневаться в счастии сестры!

– Валериан! не разрывай могил минувшего… Кто не был молод! От сего дня я новый человек; прежняя привязанность к сестрице твоей обратилась в страсть неодолимую и неизменную.

– Верю, – сказал Валериан, пожимая руку друга, и указал на сестру, которая начинала приходить в себя. – Милая, добрая Ольга! здесь ты видишь людей, тобой примиренных и благодарных; но, кроме благодарности, здесь есть некто желающий получить награду, заслужив наказание; он уверяет, что любит тебя, клянется в верности… Доканчивайте, князь Гремин!

Гремин с пылкостию и страхом вступил в трудное объяснение.

– Я буду краток, – сказал он, приближаясь к Ольге, – как ни вредно виноватому быть им. Так, Ольга, я дерзаю искать руки вашей, хотя в глубине души сознаюсь, как недостоин я такого блаженства. Не говорю теперь о взаимности, я буду счастлив и тем, если вы меня не ненавидите, и терпеливо стану ждать чувств нежнейших, как награды.

– Теперь я не имею никакой причины ненавидеть вас; я, напротив, обязана вам благодарностию! – возразила Ольга едва внятно.

– Это лишь слабый образчик моей беспредельной покорности; имея образцом такого ангела, какое доброе качество мне недоступно? Ольга! жизнь без вас для меня пустыня, с вами – рай; решите участь мою!

Ответ Ольги можно было прочесть в каждой черте лица, в трепетании каждой жилки; слезы наслаждения стояли в ресницах, румянец счастия пылал на щеках ее… Все сны, все мечты ее разгадались; она была так невинно счастлива, но ей было так ново и страшно это положение; наконец она приклонила милое лицо свое к плечу Валериана и тихо, тихо сказала:

– Братец, отвечай за меня!

– Князь Николай! вручаю тебе лучшую жемчужину моего бытия. Есть бог в небе и совесть в сердце, если ты не сделаешь мою Ольгу счастливою!

Тут положил Валериан руку сестры в руку Гремина, и седьмое небо распахнулось для влюбленного.

– Я сегодня так счастлив, что боюсь, не во сне ли вижу все это; друзья мои! вот письмо от Алины, – примолвил Валериан, отдавая для прочтения письмо Гремину. Гремин читал:

– «За свою недоверчивость, милый Валериан, ты заслужил наказание и получил его, но чего эта шутка стоила моему сердцу! Как можно было сомневаться, что, куда б ни забросила тебя судьба, куда бы ни увлекла воля, в горе и счастии я всегда с тобой неразлучна. Впрочем, эти три дня я посвятила на убеждение моих нравственных и политических опекунов; теперь все в порядке, и я могу ехать за тобой к полюсу, не только в прекрасную деревню. Сегодня ожидаю неверующего на мир и через два месяца – о сладкая мысль! – я буду уже иметь священное право называться твоею Алиною!»

Поздравления и объятия полетели к счастливцу… Сам доктор, со слезами умиления на глазах, смотрел на небо, скинув ошибкою парик вместо колпака.

– Еще пара таких женщин, – бормотал он, – и я выброшу всех редких букашек за окно! Жаль только, что Ольга заставит меня переправить целую главу о женщинах!

Стрелинский, посадив сестру свою в карету, остановился у дверец.

– Господа! – сказал он, – милости просим ко мне откушать и запить прошедшие безрассудства. Господ же секундантов, благодаря, сверх того, за их участие, прошу сделать нам честь переменить роли секундантов на должность шаферов у меня и жениха сестры моей, князя Гремина!

Он умчался при радостных приветах.

Восхищенный князь, обнимая с радости всех и каждого, сказал доктору, приглашая его сесть с собою в карету:

– Я надеюсь, и для вас, почтеннейший друг наш, приятнее видеть свадьбу, чем похороны.

– Я не бываю на свадьбах, чтобы не заставить краснеть других, ни на похоронах, чтобы не краснеть самому, – отвечал доктор, садясь в сани.

– Теперь, однако ж, дело идет не о проводах невест или мертвецов в новый для них мир, а только о проводах масленицы. Валериан ждет вас к дружескому обеду.

– Непременно буду, охотно буду, но теперь еще рано, я заеду к себе приписать кое-что к моей диссертации.

– Конечно, о страстях устрицы! – сказал Гремин, улыбаясь.

– Напротив, об удачных глупостях человека, – возразил доктор.

Испытание. Впервые – в «Сыне отечества и Северном архиве», 1830 год, №№ 29, 30, 31, 32, за подписью: А. М.. с пометкой: 1830, Дагестан. Текст сверен с беловым автографом, хранящимся в рукописном отделе Государственной публичной библиотеки им. Салтыкова-Щедрина, фонд 69, ед. хр. 7. Посвящается Ардалиону Михайловичу Андрееву, петербургскому знакомому А. А. Бестужева, принимавшему участие в подготовке его Собрания сочинений.

Клеопатра (69—30 гг. до н. э.) – царица Египта, прославившаяся красотой и умом.

…и смех, эта Клеопатрина жемчужина, растаял в бокалах. – Согласно преданию, Клеопатра поспорила с римским императором Антонием, что она за скромной трапезой может потратить 10 тысяч систерций; она велела подать чашу с уксусом, опустила туда жемчужину из своей серьги, которая тут же растворилась, и затем выпила этот уксус (см.: Плиний-Старший. Естественная история, кн. IX, гл. 58).

…гомеровского описания дверей… – Имеется в виду описание двери опочивальни Телемаха в «Одиссее» Гомера.

…славный китолов Скорезби… – Вильям Скорезби (1789—1857) – английский мореплаватель. Свои наблюдения о северных морях изложил в сочинении: «Account of the arctic regions» (Лондон, 1820).