Вячеслав Аникиев - Мера

– Да, в общем-то, нечего сказать, – ответил Антон. Хотя всё его нутро готово было кричать о том, что он чувствовал.

– Ничего не возникает ниоткуда и не уходит в никуда, – сделал Дан умозаключение, – а я вот к мысли пришёл. Хочешь чайку «задорного»?

– Насколько «задорного»? – спросил Антон, зная об увлечениях Дана галлюциногенными свойствами трав и растений.

– Да не бойся, – ответил Дан и протянул чашку, на треть наполненную горячей жидкостью.

Антон представил, что сейчас Дан начнёт свою песню о смысле жизни. Делал он это довольно часто, так что многие просто терпеть его не могли. Когда Дан начинал, все присутствовавшие спешили незаметно ретироваться. Послать, как говорится, было жалко, но и слушать было невтерпёж. Но Антону сейчас было всё равно, его мысли были далеки от реальности. На уровне подсознания ему хотелось общения. Усевшись напротив, он продолжил слушать тараторившего Дана. И лишь посапывающий напротив Жора возвращал его в реальность.

– Так вот, о мысли. Все люди на земле равны между собой. Раньше, тысячи лет назад, каждый живой индивидуум под названием человек мог свободно передвигаться по земле. Налево, направо, иди себе по диаметру земли, и никто паспорт у тебя не спросит. Вот, допустим, я хочу в Амстердам.

– Почему именно в Амстердам? – спросил Антон.

– Да, неважно, почему, хотя он пропитан духом свободы больше, чем остальные города. Так вот, хочешь ты в Амстердам…

– Не я, а ты.

– Ну, допустим, я, а меня не выпускают или не впускают. Ищут кучу причин. Что я там останусь как гастарбайтер или нелегал-нахлебник. То есть ограничивают мои права как человека, родившегося на этой – общей земле. Все страны закрылись друг от друга стенами, колючей проволокой и стаями обученных собак. И что мне делать? – обращаясь к Антону, спросил Дан. – Так вот я пришёл к мысли, что эти границы нужно убирать, и все смогут передвигаться по земле и жить там, где хотят, и общаться, с кем хотят.

– Если ты хочешь общаться, то поучаствуй в социальных сетях.

– Участвую, и ты знаешь, меня поддерживают.

– Кто тебя поддерживает? Такие же, как ты? Люди, по крайней мере, у которых есть компьютер или интернет? Ты забыл про миллиарды людей, которые живут за гранью бедности и стремятся попасть в твой Амстердам не менее тебя. Представь, что в Европу приедет нелегалов больше, чем европейцев, которым и так не хватает работы. Вот это будет коллапс.

– Представлял и думал об этом. Выходом может быть непредоставление работы этим нелегалам, и они сами, посмотрев и пообщавшись, уедут к себе домой, строить такое же развитое общество.

– Да они будут умирать на глазах европейцев, прося о милостыне, потому что им будет всё равно, где умирать. Ну а жителям Европы от этого будет весело…

Антон почувствовал, что очень хочет спать. Глаза закрывались. Доносящиеся последние доводы Дана пропадали в голове Антона. Допив последний глоток чая, он приподнялся и, тяжело взмахнув рукой, отправился к себе.

День прошёл во сне – сон был средством продолжения жизни. Той, которая протекает параллельно, и иногда Антону казалось, что его жизнь именно там. Фантазии, целенаправленные желания, развитие событий не по велению окружающих обстоятельств, а по свободно развивающейся спирали. Это была более сладкая и желанная жизнь, со всеми её радостями и несчастьями.

Дома во сне пробегали столь стремительно, что нельзя было уловить их очертания.

Она. Она была везде, мысли о ней пересекались в каждом звуке. Черты лица, руки, тело, голос были реальными, не как обычно в начале сонного маразма: сначала одна блудница, потом вторая, третья… Все, кто когда-то встречался на жизненном пути. Люди, которых он забыл в реальности, приходили к нему в снах. Конца нет, и в случае удачного пробуждения ты всё помнишь и думаешь: к чему это, зачем? Может, твоё подсознание толкает тебя в нужном направлении, призывает к действию. А потом всё забывается. И, как кажется, к лучшему, хотя, кто знает, что это так. Но сегодня всё было по-другому. Сон был реальностью или реальность была во сне? Там была она, настоящая и доступная. И желание её присутствия будоражило сознание Антона, ему хотелось дальше спать и видеть её, только её.

Звук, проникающий под одеяло, звал сменить сон на реальность. Этот звук не хотелось слышать, но он клином пробивал минуты сладостной абстракции.

– Антон, Антон, Антон! – било в голове, как будто кто-то нарочно вбивал гвозди в неокрепший мозг. Антон вылез из-под одеяла и приоткрыл глаза. И увидел Стаса со сковородкой в руке.

– Есть будешь? – спросил он.

Несмотря на похотливость, излучаемую Стасом, его умение (а самое главное, желание) готовить вызывало в его окружении восторг и уважение.

Антону не хотелось вылезать из комфортного состояния, но запах еды пересиливал лень. Он встал и, умывшись, присоединился к Стасу, который уже сгрёб со стола следы учёбы и установил на постамент из старого потрёпанного учебника по сопромату вожделенную сковороду. Они принялись за приготовленную стряпню. Отсутствие за столом Жоры и Дана говорило о том, что их нет в блоке, так как Стас всегда приглашал к столу всех друзей. Возможно, выспавшийся Жора и мог раствориться в дебрях общежития, но отсутствие Дана вызывало удивление.

– Как прошла незабываемая ночь? – с ухмылкой спросил Стас.

– Судя по всему, ты и разбудил меня, чтобы это спросить? А который час?

– Шесть часов самого что ни на есть вечера.

– Долго же я проспал, – подумал Антон, хотя что-то внутри говорило о желании продолжить сон. Возможность поваляться в постели в воскресенье, после бурно проведенной ночи, казалась счастьем каждому студенту. И он был рад этому.

– Что на вечер придумаем? Продолжим вторую часть кордебалета? – спросил Стас.

– Да уж, кордебалет удался. И я не ожидал, что со столь логичным концом. Мне нужно скорее всё это утрясти и переварить.

Антон взял посуду и побрёл на кухню. Видимо, мытьё посуды было единственным, на что он был сейчас способен. Вечно холодная вода из крана остудила руки, которые машинально соскребали остатки пищи со старой как век сковородки. Тело скрипело от чрезмерной залежалости. Думать было сложно и боязно. Он боялся размышлять о серьёзности происшедшего ночью, как будто мог разрушить этим прекрасное чувство. Насколько всё между ним и Лерой было серьёзно, насколько правильно? Поиск ответа мучил его. Мысли прервал звук – кто-то вошел на кухню.

Антон невольно вздрогнул. Это была Жанна. Она подошла к массивному холодильнику, и, открывая дверку, как-то (так показалось Антону) странно взглянула на него.

– Что? – спросил он.

– Привет!

– Да, привет.

– Как прошёл вечер и далее? – спросила она.