Александр Домовец - Святой Рейтинг

– Но ведь если экстраполировать ситуацию на общемировой масштаб, счёт жертв пойдёт на сотни миллионов! («Уй-ю-юй!» – тихонько взвыл Корней, обхватив нечёсаную голову руками.) Спасти ноосферу необходимо – благая цель, но какой ценой? Это же катаклизм, катастрофа! Вы об этом подумали?

– Подумал, – спокойно сказал доктор. – Цена вопроса меня в данном случае не интересует. Как, вероятно, вы заметили, человечество мне до лампочки. Я должен спасти ноосферу, и я её спасу. Лекарство создано, вскоре приступаю к лечению. Точка!

Лефтенант пристально смотрел на доктора, словно колебался: то ли целовать руки, то ли пристрелить на месте. Валя-Кира с выражением ужаса и отвращения на прекрасном лице схватила Фёдора за локоть. Мориурти достал из внутреннего кармана куртки плоскую фляжку и сделал крупный глоток.

– А ведь вы, батенька, маньяк, – сказал он, вытирая губы и пряча фляжку, вкусно пахнущую коньяком. – Маньяк в химически чистом виде. Человек моноидеи.

Доктор взъерошил седеющую гриву и заразительно расхохотался.

– Я творец, демиург, – сказал он, отсмеявшись. – А в основе любого творения всегда лежит моноидея. Господь-бог тоже был в своём роде маньяк. Вот что он, к примеру, зациклился на людях? Уже после грехопадения Адама с Евой стало ясно, что ничего хорошего из рода человеческого не выйдет. Ну, так сотри с лица Земли и создай что-нибудь более совершенное. Может, разумные растения, а может, мыслящих динозавров… Так нет же! Наоборот, разрешил: плодитесь, ребята, размножайтесь! Вот и размножились – не продохнуть… и дел наворотили…

Иисус тоже хорош. За что боролся? Хотел искупить грехи человеческие? Абсолютная моноидея, причём не из умных. Кой чёрт спасать людишек? Вот плетётся Спаситель на Голгофу, надрывается под крестом, а они улюлюкают, потешаются, плюют вслед. Это же зверье, и зверье пакостное, мелкое – вроде шакалов, или обезьян… А далеко ли от них ушли фанаты канала «Гей-ТВ» или шоу «Миллион на халяву»?

Так что можете считать меня маньяком, мизантропом или кем угодно. От этого ничего не изменится. Решение принято и будет выполнено.

– А с ноосферой вы его согласовали? – вкрадчиво спросил Лефтенант.

– А разве хирург согласовывает с больным план операции? – отпарировал Хаос.

Повисла тягостная тишина. Доктор, заложив руки за спину, стремительно прошёлся по лаборатории. Табуретка торопливо убралась с дороги. Тигли и реторты под взглядом хозяина быстро выстроились в ряд, создав на столе некое подобие порядка. «Колдует помаленьку, силу показывает», – решил Фёдор, и как бы невзначай напряг бицепс.

– Значит, компромисс невозможен? – спросил Сидоров, жёстко щурясь.

– Невозможен, – отрезал Хаос. – Приговор окончательный и обжалованию не подлежит.

– До чего же вы многогранная личность, – неожиданно сказала Валя-Кира. – Прокурор, судья и палач в одном флаконе… Не много ли на себя берете? Не надорвётесь?

Доктор засмеялся и легко поднял массивный стол за ножку. Корней испуганно шарахнулся в сторону.

– Не дождётесь, – сказал доктор. Он даже не запыхался. – Судья, прокурор, палач…Обычные человеческие нормы ко мне не применимы. Я стою выше привычных и понятных вам категорий. Я сам себе устанавливаю мораль и образ действий. Я – Хаос! – торжественно закончил он. – Вы и представить не можете, какая мощь во мне бушует…

– Да уж видим, – хладнокровно сказал Мориурти, поглядывая на застывший в воздухе стол. – Этак-то и наш Фёдор может.

– А так? – спросил доктор.

С этими словами он опустил стол, начал расти и вскоре оперся макушкой в очень высокий потолок. При этом одежда и обувь жалобно трещали, не успевая увеличиваться в размерах вслед за хозяином. Фёдор невольно прикинул, что для нанесения удара в неприятельский пах теперь пришлось бы изрядно подпрыгнуть.

– Вставляет, – искренне прокомментировал профессор, глядя на Хаоса снизу вверх. – Послушайте… м-м… ваше императорское величество! Нельзя ли вернуться к прежним габаритам? Неудобно общаться, шею сломать можно.

– То-то же, – произнёс доктор.

С этими словами он стал уменьшаться, и вскоре вернулся к обычным размерам.

– А теперь, – сказал он, – мы спустимся на четвёртый этаж. Это жемчужина замка, моя гордость!

– Чем гордимся? – подозрительно спросил Лефтенант.

– Четвёртый этаж – это экспериментальная площадка. Помните, я говорил вам о развилках истории? Здесь я как бы разминаюсь, моделирую узловые исторические ситуации и разворачиваю традиционный ход событий на сто восемьдесят градусов.

– Это как? – спросил Фёдор.

– На сто восемьдесят градусов – значит, с точностью до наоборот. Впрочем, что объяснять? Сейчас увидите сами. Только ничему не удивляйтесь. И не пугайтесь тоже…

Этаж был как этаж – с длинным и широким слабо освещённым коридором. Впрочем, к царившему во дворце полумраку участники экспедиции притерпелись. Трудно заподозрить, что Хаос экономит на лампочках, поэтому оставалось предположить, что он просто-напросто любит приглушенный свет.

По обеим сторонам коридора, словно в гостинице или общежитии, тянулись двери. Каждая из них была снабжена табличкой с надписью. Фёдор на ходу читал: «Фридрих Энгельс отказывается содержать Карла Маркса и советует ему заняться адвокатурой», «Робеспьер прекращает террор, чтобы рука об руку с Дантоном приступить к строительству мирного буржуазного государства», «Гаврила Принцип, промахнувшись в эрцгерцога Фердинанда, срывает начало Первой мировой войны»…

– Это что? – озадаченно спросил боец, который с историей и её персонажами знаком был довольно слабо.

– Это, мой юный друг, те самые развилки, о которых я говорил, – снисходительно сказал Хаос. – За каждой дверью – фрагмент смоделированного исторического процесса. Только история там развивается по другому направлению. Направление задаю лично я. Ну, вот, например, – доктор ткнул пальцем в дверь напротив. – За этой дверью великий русский князь Владимир в конце десятого века принимает решение отказаться от язычества на Руси в пользу не христианства, а ислама. В реальности такое вероятие существовало, но не сбылось. А если бы осуществилось? Какой могла стать Русь и куда пошла бы?..

Или вот здесь… Великого французского короля Генриха Четвёртого убивает фанатик Франсуа Равальяк. Но что, если бы короля собственной грудью заслонил от кинжала убийцы сидевший рядом в карете герцог Эпернон? Между прочим, мог бы и заслонить, скотина, спас бы жизнь суверена… И тогда история Франции сложилась совсем по-другому. А с нею (как знать?) и всемирная тоже…

Фёдор ошарашенно переваривал информацию.