Герман Матвеев - Тайная схватка

– Ну вот еще… – строго сказал Миша.

– Я сегодня тоже письмо получила, – сказала Лена, круто меняя тему. – Письмо с фронта от одного артиллериста.

– От брата?

– Нет. Я его не знаю. Какой-то Савельев. Когда мы сдаем ватники, то часто вкладываем в карманы письма. Они там на фронте в окопах сидят, мерзнут, нас защищают. Ну мы им и пишем, кто как умеет, чтобы они крепче фашистов били и скорей домой возвращались. Просим написать о себе… ну, мало ли что в голову придет. Хочется писать, ну и пишешь.

«Вот бы такой ватник получить с письмом от Лены», – с завистью подумал мальчик и пожалел, что он не на фронте.

– А что он вам пишет?

– Хотите, прочитаю?

– Прочитайте.

Они подошли к подъезду, где горела синяя лампочка, и Лена без труда прочитала письмо. Мише показалось, что она знала его наизусть.

Дорогой боевой друг, товарищ Гаврилова!

Письмо ваше получил, и оно меня очень обрадовало. Мы все его в подразделении прочитали и обсудили. Будем помогать друг другу и вместе ковать победу над врагом.

Товарищ Гаврилова, про себя скажу, что могу заверить вас и ваших товарищей-ленинградцев, что каждый снаряд, который вы сделаете, будет рвать в клочья фашистскую нечисть. Делайте снарядов побольше и лучше, а мы уж постараемся переслать их по адресу.

А еще прошу вас, если писать будете, то вложите вашу карточку, чтобы мне на память осталась… Под Ленинградом долго сидеть не будем. Скоро такое время наступит, что двинемся вперед.

С приветом, ваш боевой друг наводчик Савельев

– Хорошее письмо, – сказал Миша.

В разговорах незаметно они дошли до дома, где жила Лена. Остановились у подъезда.

– Уже пришли, – разочарованно сказал Миша.

– До свиданья, Миша, – протягивая руку, сказала Лена. – В мастерскую не приходите. Потому что… – она не договорила, смутившись, но мальчик понял.

– Хорошо… Значит, мы больше не увидимся.

– Почему? Есть такая пословица, что гора с горой не сходится, а человек с человеком сойдутся обязательно. И я знаю, что мы с вами еще встретимся… Большое вам спасибо за все…

Миша крепко пожал ей руку, и она, резко повернувшись, скрылась в темноте подъезда.

Всю дорогу до судна Мишу не покидала приятная грусть расставания…

На набережной, возле решетки Летнего сада, против судна, стоял мальчик. Сначала Миша подумал, что это кто-то из друзей, но каково было его удивление, когда он узнал Пашку!

– Пашка! Ты что тут делаешь?

– Я тебя жду, – глухим от простуды голосом сказал Пашка. – Пропал я, теперь мне крышка, – пояснил он и безнадежно махнул рукой.

Голос его дрогнул, и Миша понял, что он плачет.

– Попался, что ли?

– Нет, еще не попался. А скоро попадусь. Некуда мне податься.

– Да ты говори толком: что случилось?

– Теперь мне крышка. Некуда голову приклонить.

– Вот зарядил: крышка да крышка! Опять украл что-нибудь?

– Нет. Зарок дал больше не красть и в карты не играть.

– Ну так что?

– А то, что мне, значит, крышка. В училище не хожу. Стакан Стаканыч узнал, что я мясо стащил. Как я тогда домой пришел, он, значит, встретил меня на лестнице и говорит: «Ага, голубчик! Ты, значит, мне и нужен».

– Ну а ты что?

– А я бежал, – сказал Пашка и снова махнул рукой. – К Брюнету не пойду. Деньги ему должен… Да они все равно меня убьют. Вот и выходит, что мне крышка. Возьми меня к себе в компанию.

– А ты же зарок дал не красть.

– Я что-нибудь другое стану делать. Ключи, скажем, или что другое надо, а ты сам кради.

Мрачное настроение Пашки, безнадежность его положения были немного комичны, но Миша задумался. Необходимо помочь этому простаку, иначе он неизбежно попадет в лапы Брюнета и погибнет.

– А где ты жил эти дни?

– Где придется. Под мостом ночевал.

– Да ведь холодно.

– Конечно, не жарко. Ну, побегаю, попрыгаю и согреюсь.

– А ел что?

– Милостыню в булочных просил. Подавали.

Миша подумал и решительно сказал:

– Ну ладно. Пойдем со мной.

Он взял Пашку за руку и повел на судно.

– Алексеев, это кто с тобой? – окрикнул их вахтенный.

Пашка хотел было удрать, но Миша удержал его за руку.

– Это знакомый. К Николаю Васильевичу.

Они спустились вниз и остановились перед каютой старшего механика.

– Стой здесь, пока я тебя не позову, – приказал Миша и постучал в дверь.

– Можно! – услышал Миша из-за двери.

Николай Васильевич занимался, но, увидев мальчика, отложил циркуль и пересел на койку.

– Ну, как дела, Миша?

– Николай Васильевич, – не отвечая, начал Миша, – вы мне сказали, что если меня когда-нибудь затрет, приходить к вам за советом.

– Был такой разговор. Затерло, значит?

Миша коротко рассказал все, что знал о Пашке, вплоть до последней встречи. Николай Васильевич внимательно слушал, постукивая пальцами по краю стола, на котором был разложен чертеж, и, когда Миша кончил, встал.

– Все ясно. Где твой Пашка?

– Тут, за дверью.

– Давай его сюда.

Миша открыл дверь и позвал мальчика. Грязное лицо, светлые волосы, круглые от удивления и страха глаза вызвали улыбку на лице механика.

– Вон он какой, Пашка! Когда ты из деревни прибыл?

– Третий год пошел.

– Так. Давно воровством промышляешь? Пашка замялся.

– Говори правду! – строго сказал Миша.

– Недавно… Я, дяденька, только мясо украл. А больше никогда…

– А на какие деньги в карты играл? – продолжал спрашивать механик.

– Я накопил. Сам зарабатывал и накопил.

– И всё проиграл?

– Всё до копейки.

– А что думаешь дальше делать?

– Не знаю.

– Плохи твои дела, Пашка. Очень плохи, – задумчиво сказал механик. – Приехал в город культуры набираться и угодил в помойную яму. Ты же знал, что в карты играть – гибельное занятие?

– Знал.

– Почему же ты играл?

– А я думал отыграться.

– Все вы так думаете, а думалка-то у вас плохо варит. А надо что-то придумать… Самое лучшее – сходить тебе к директору училища и покаяться. Помни, что, если ты чистосердечно сознаешься и раскаешься, это уже половина вины долой. Могут и простить. Понял?

– Понял.

– Боишься идти?

– Боюсь.

– Как же быть? Дел натворил целый ворох, а ответ держать трусишь. Когда мясо воровал, не боялся?

Боялся.

– А все-таки украл. Так и сейчас надо. Пересилить страх. Потом легко будет. Сколько же ты мяса украл?

– Кило четыре с лишним.

– А точнее?

– Ну пять.

– Да… Серьезное дело.

– Ведь посадить могут, дяденька…

– Могут и посадить, – подтвердил Николай Васильевич. – А все-таки дорога только одна у тебя: признаться самому.