Герман Матвеев - Тайная схватка

– Собираются применить газ, – поправил майор брата.

– Пускай так: применить газ, – повторил механик. – Иначе не только паники, но даже и растерянности, даже простого замешательства они не вызовут в городе. Ты согласен со мной?

– Что ж, думаю, что и Шерлок Холмс сказал бы не больше.

– Ну а ты? Меня интересуют твои предположения.

Майор улыбнулся.

– Я по старой привычке промолчу. Поговорим лучше о твоем предположении. Ты остановился на самом главном. В чем, собственно, загадка? Если они хотят создать газовую атаку, то при чем тут аммиак? Аммиак – это слишком легкий и безвредный газ. Снарядами невозможно создать густой концентрации. Баллоны? Но ведь их нужно подвезти в большом количестве, если враги намерены создать панику и парализовать целый район. Вот в чем загадка.

– Н-да… Это загадка.

– А что ты еще можешь понять из этой записки?

– Ну что еще? – Механик снова принялся разглядывать запись. – Ну, совершенно ясно, что этот план выполняется не одним человеком. Кто-то должен содействовать сигналами. Это раз. Получивший этот приказ уже в курсе дела и заранее проинструктирован. Иначе ему пришлось бы ломать голову над этой запиской, как и мне. Два. Предатель, вероятно, связан с немцами регулярно, потому что ему должны сообщить о часе штурма дополнительно. Может быть, эта связь осуществляется по радио? Три. Ну, что еще? Хватит с меня.

– Все, что ты говорил сейчас, может быть, и интересно, но ты не ответил на главный вопрос: при чем тут аммиак?

Николай Васильевич задумался и вдруг хлопнул себя по лбу.

– Ваня! Над чем же мы битый час голову ломали? Ведь приказ этот теперь уже не дойдет по назначению. Значит, и выполнять его никто не будет…

Майор улыбнулся. Потом серьезно сказал:

– Боевые приказы дублируются по многим каналам. И он уже получен, Коля. Не радуйся.

Он посмотрел на часы и прибавил:

– Ну, мне пора. Отпусти со мной на несколько дней Алексеева.

– А что он будет делать?

– Я хочу дать ребятам одно небольшое поручение, ну а Алексеев умеет воздействовать на своих приятелей. Признанный вожак.

– Ну что ж, возьми, но только не сбивай его с толку своими историями. Мальчишку в море тянет. Из него хороший моряк выйдет. Не рассказывал он тебе, как якорь точил?

– Нет, ничего не говорил.

– Ну и не спрашивай. Разобидится. Подшутили тут над ним.

– Так если что-нибудь надумаешь, Коля, позвони. Я вижу, тебя заинтересовала задача. Вопрос очень срочный. Немцы готовятся к штурму.

– Да, задал ты мне загадку. Значит, опять ночь не спать. Ты бы все-таки специалистов-химиков спросил.

– Спрашивал и получил целую научную диссертацию об аммиаке, но загадка осталась не разгадана. У меня ум за разум заходит из-за этого аммиака, – сказал он, поднимаясь. – Решение где-то совсем близко, а не поймешь. Вроде «лошадиной фамилии» получается*.

Иван Васильевич крепко пожал руку брата и вышел из каюты.

При виде выходящего майора Миша, по-прежнему сидевший на ступеньке, встал и вопросительно уставился на него.

– Ну, Миша, собирайся. Начальство отпустило тебя на берег.

– Надолго?

– Пока дело не сделаешь, – сказал механик, выходя вслед за братом из каюты. – Отметишься у вахтенного, а за продуктами придешь. Я распоряжусь.

– У тебя пальто есть? – спросил майор Мишу.

– Есть. А что еще с собой брать?

– Больше ничего не надо. Беги надевай пальто и догоняй меня.

Миша со всех ног бросился в кубрик*.

Всю зиму 1941/42 года ждали весну, и она пришла. Под лучами солнца земля проснулась…

Едва держась на ногах от цинги*, ленинградцы ходили по скверам, собирали съедобные травы. Качаясь от слабости, уходили в поисках зелени за город. Как только прогрелась земля, все взялись за лопаты. На площадях, на бульварах, в садах, во дворах – всюду были вскопаны огородные грядки.

Настало лето, и буйная зелень покрыла огороды.

У Миши Алексеева на Марсовом поле были две грядки, засеянные морковью для сестренки, которая жила в детском саду. То, что Мише приходилось опекать свою младшую сестру, сильно изменило его характер и отличало от других подростков. Он не подражал взрослым, а делал все по-своему и, странно, от этого казался самостоятельнее своих сверстников. И ребята, помимо своей воли, подчинялись Мише. Они не понимали, что жизнь поставила его в условия, благодаря которым он стал думать и поступать как взрослый, самостоятельный человек.

Сейчас Миша шел со своего огорода к сестре с пучком моркови в руках. Проходя по улицам, Миша наблюдал и размышлял. Всюду – у домов, во дворах, в сквериках – огороды. Кровати, сетки, связанные между собой проволокой, образовали причудливые палисадники.

«Сколько кроватей! Откуда их столько натаскали? – думал мальчик. – Год назад на этих кроватях спали люди».

Он вспомнил свою мать, убитую на заводе во время бомбежки. Теперь ее кровать тоже никому не нужна.

Дома Миша бывал редко и долго не засиживался. Если бы не надежда на то, что может вернуться с фронта отец, он давно бы бросил комнату и совсем перебрался на судно. Люся устроена и живет в детском саду неплохо, а он после войны уйдет в море, и ничего ему больше не надо.

В детском саду Мишу знали и сейчас же вызвали сестру. Он слышал, как няня кричала:

– К Люсе Алексеевой брат пришел! К Люсе, из средней группы.

Девочка постепенно отвыкала от брата. У нее здесь была своя жизнь, свои дела, занятия, подруги. Иногда она прибегала возбужденная, с блестевшими глазенками и нетерпеливо переминалась с ноги на ногу. Миша понимал, что ее оторвали от какого-то интересного занятия или игры, и не затягивал свидания. Он внимательно оглядывал ее платье, проводил рукой по стриженым волосам, осматривал ногти и, не найдя ничего, к чему бы можно было придраться, отпускал девочку. Ему почему-то хотелось, чтобы у сестренки были длинные косы. Он купил бы ей тогда красивую ленту и гребенку, но здесь полагалось стричь волосы под машинку.

Люся была в том беззаботном возрасте, когда дети ценят разве только материнскую ласку и любовь, а Миша уже остро чувствовал свое одиночество. И любовь к маленькой сестренке согревала ему душу.

– Люсенька! – сказал Миша, когда сестренка прибежала к нему и по привычке подставила щеку. – Я морковки с твоей грядки принес. Держи. Только ты ее вымой, слышишь?

– Слышу.

– Как вас кормят?

– Хорошо.

– Нас тоже ничего стали кормить. Видишь, как я поправился.

– А у нас от болезней колют, а потом дают конфетку тому, кто не плакал. Я ни разу не плакала! – похвасталась Люся.

– Ну и правильно. Плачут только девчонки, – сказал мальчик, но сейчас же спохватился и поправился: – Девочки плаксивые. А ты у меня молодец.

– Я молодец, – согласилась девочка. – А вчера к Вале папа приходил. У него собака есть. Я гладила.