Микаэл Ханьян - Беседы с ангелом по имени Билл

– Я назвал это состояние уникальным и неиспорченным. Уникально оно потому, что дается раз в жизни и больше не повторяется. Даже если человек, путем продолжительной работы над собой, восстанавливает «детскую» непосредственность и очищает свою душу и сознание от плесени ненужных фактов, он добивается этого на ином уровне; детство неповторимо. Чистота ребенка – это незнание всего того, что уводит его от непосредственности и подменяет ее отвлеченными знаниями и умениями.

Но это было не всё.

– Нормальный, неиспорченный ребенок обязательно доверчив. Обрати внимание на это слово: доверчивость, способность легко верить.

– Но ведь сказки – это сказки! Небылицы! – не выдержал я. – Где же тут непогрешимость интуиции?

Ангел резко остановился.

– Сказка – не есть небылица, – многозначительно изрек Билл. – Сказка есть художественное выражение истины в наиболее емком, доступном и образном виде.

– Погоди, погоди, – запротестовал я. – Давай сначала определим, что такое истина.

– Пожалуйста. – Мы снова тронулись с места, но теперь ангел уже не летел, как угорелый, а шел неторопливым шагом, больше соответствовавшим неторопливой беседе. – Только имей в виду, что тебе придется принять на веру несколько допущений; ваш язык не обладает теми средствами, которые могли бы определить истину, не нарушая ее целостности. Поэтому нам придется поневоле определять один из компонентов этого понятия через другие.

«Ну, конечно, – подумал я про себя, – как только дело доходит до высоких материй, так мы упираемся в нашу, то бишь – человеческую ущербность. То зрение у нас не такое, то язык ограниченный, то не слышим мы толком ничего. Зачем, простите, тогда…

– А говорю я это затем, – продолжал между тем Билл, – чтобы приучить тебя задумываться. Над тем, что не всё можно увидеть, не всё можно услышать и да-а-леко не всё можно понять. Но вернемся, дружище, к нашим баранам. Я готов предложить тебе отнюдь не совершенную, но весьма простую схему: истина – это соединение прекрасного и вечного.

Давай посмотрим на это определение. Как видишь, оно столь же емко, сколь и целостно; здесь нет дробления, разложения его на составные части.

– Но разве прекрасное и вечное не являются составными компонентами истины?

– Дело в том, что истина, точнее – ее отличительное качество, рождается именно на соединении, слиянии прекрасного и вечного. И то, и другое необходимо для образования истины, но ни то, ни другое не является ее частью. Слившись воедино, прекрасное и вечное начинают определять истину: мы говорим, что истина прекрасна и вечна.

– Но ты сказал, что это определение несовершенно…

– Конечно – уже хотя бы потому, что такое сложное понятие, как истина, приходится выражать средствами вашего языка. Но об этом мы уже говорили.

– Так что же получается: ребенок, несмышленое создание, обладает чем-то таким, что недоступно его родителям?

– Молодец! Но я бы уточнил: родители, то есть взрослые люди, в силу многих причин потеряли способность непосредственного отношения к окружающему миру, утратили именно то, чем каждый человек обладает от рождения. Но это не означает, что эту способность невозможно восстановить.

– Легко сказать – восстановить. Не заставлять же взрослых снова начать читать сказки!

– А кто эти сказки пишет? Не взрослые ли?

– Да, но они их сочиняют для детей…

– А дети им верят, значит – эти сказочники и сами вернулись к своему детству, потому что ребенка не обманешь. Вот и получается: ребенком можно стать в любом возрасте, если поверить в сказку.

– Ну и что? Да, верят. Учись видеть скрытый смысл. Растут на деревьях – значит, являются плодами человеческого труда. Приносят аисты – значит, прибывают сюда из другого мира.

– Предположим, что так. Значит, если мы читаем, что царевич и царевна долго жили и крепко друг друга любили, то в этом, по-твоему, и есть истина?

– Ну конечно же! – Билл хлопнул меня по плечу, и я чуть не улетел в кусты. – Прекрасный пример! Посмотри сам. Жили долго – читай: вечно. Любили друг друга – читай: жили прекрасно. И опять ты забыл, что сказка – это аллегория. Поверь, дружище: жизнь сказочно прекрасна!

Должен признаться, что в тот раз мой ангел меня не убедил. Я просто не мог согласиться с тем, что яйцо должно учить курицу. Но поскольку новых аргументов у меня не было, – как и не было желания в очередной раз служить мишенью для колкостей моего собеседника, – я просто умолк, и последний круг мы проделали в относительной тишине. Относительной потому, что Билл, как будто желая меня подразнить, шумно вдыхал воздух, причмокивал губами и даже пытался насвистывать какую-то мелодию – надо сказать, весьма фальшиво.

Глава тринадцатая, снова сказочная.

– Начнем или продолжим? – спросил Билл, не успел я поравняться со скамейкой. Не дожидаясь ответа, ангел вскочил на ноги и бодро зашагал рядом.

– То есть, возьмем новую тему или продолжим старую? – догадался я.

– Угу.

– Но ведь я тебя не вызывал.

– Видишь ли… иногда в этом нет необходимости.

– Ну, давай возьмем что-нибудь новенькое.

– Нет, давай продолжим.

– Слушай, ты, похоже, сам всё решил. Зачем тогда спрашивать?

– На всякий случай – а вдруг ты предложишь то же самое?

– Ладно, давай без кокетства. О чём ты хотел поговорить?

– Снова о сказке. Видишь ли, у меня было время подумать, и я, кажется, нащупал один интересный ход. Мы ведь начали говорить о вере, а закончили сказкой, так?

– Вроде, да.

– Так вот: это неслучайно. Сказка не существует без веры. Если нет веры в то, о чём говорит сказка – она превращается в литературный вымысел.

– Так что же теперь – верить в леших и трехглавых чудовищ?

Билл остановился и с отчаянием всплеснул руками.

– Ну вот, опять он за свое. Конечно же, нет! Ведь сказка – не про это!

– А про что же?

– Сказка – про вечное: про то, что жизнь не кончается, что добро побеждает зло, что любовь творит чудеса.

– Но кто верит в сказки? Только дети.

– Заело твою пластинку. Правильно! Только дети! А также те взрослые, которые либо не потеряли этого дара, либо повторно его обрели.

– Но как же можно приводить в пример ребенка? Он же ничего или почти ничего не понимает. Он неспособен критически воспринимать информацию.

– И слава Всевышнему! Вот ты, который способен – что тебе это дало? Веру в сказку ты потерял – а что ты приобрел? По большому счету – ничего, иначе бы я тебя сейчас не просвещал. Взрослые умудряются потерять самое ценное, а затем отнимают это и у детей. Сказка для них – неправда, а смерть, ложь, материальные ценности – правда. А ведь в действительности всё наоборот. Сказка – об истинном, а всё остальное – о ложном. Просто, истину нужно уметь увидеть, а для всего остального хлама, который лежит на поверхности, такого умения не требуется.