Сергей Григорьев - Александр Суворов

Галера „Десна“ (лейтенант Ломбард) наступила на левое крыло неприятельского флота, сбила несколько судов с места, крепостная артиллерия исправностью капитана Крупеникова потопила у неприятеля два канонерных судна. В то время приближались к нам под самый берег две неприятельские большие шебеки [137], при начале их огня наша артиллерия одну потопила, а другую спалила.

Но чрезвычайная пальба неприятельского флота причинила нам великий вред. Войско их умножилось сильнее прежнего; я был ранен в левый бок картечью легко; наши паки начали уступать. При сем случае одна наша пушка за расстреливанием лафета и колес брошена была в воду.

При битве холодным ружьем пехота наша отступила в крепость; из оной мне прислано было две свежие шлиссельбургские роты; прибыли легкий батальон, одна орловская рота и легкоконная бригада. Орлова полку казак Ефим Турченков, видя турками отвозимую нашу пушку, при ней одного из них сколол, с последуемым за ним казаком Нестером Рекуновым скололи четверых. Казаки сломили варваров. Солнце было низко. Я обновил третий раз сражение.

С отличным мужеством легкий батальон муромских солдат под предводительством капитана Калантаева (который ранен пулей и картечью) и шлиссельбургские и орловские роты на неприятеля наступали. Варвары в их 15 окопах держались слабо. Уже была ночь, как они из них всех выбиты были на угол косы, который мы удержали; тут, вдали нас, стреляли из неприятельского флота паче картечью и частью каркасами [138]и пробивали наши фланги. Оставалась узкая стрелка косы до мыса – сажен сто, мы сбросили неприятеля в воду за его эстакаду.

Ротмистр Шуханов с легкоконными вел свои атаки по кучам неприятельских трупов, все оружие у него отбил. Победа совершенная! Поздравляю Вашу Светлость! Флот неприятельский умолк. Незадолго пред полуночью мы дело кончили, и перед сем я был ранен в левую руку навылет пулею. По объявлению пленных, было варваров 5 тысяч отборных морских солдат, из них около 500 спастись могло. В покорности моей 14 их знамен пред Вашу Светлость представляю.

Кинбурнский комендант – полковник Тунцельман содержал во все время крепость в оборонительной исправности, и под его дирекцией крепостная артиллерия потопила два неприятельских судна.

«Суворочке» после боя отец написал о своей победе кратко: «У нас была драка посильнее той, когда вы друг друга дерете за уши. И как мы танцевали! У меня в боку картеча, на руке от пули дырочка, да подо мною лошади мордочку оторвало. То-то была комедия, насилу через восемь часов с театра отпустили».

За победу на Кинбурнской косе Суворов получил высший орден Российской империи – Святого апостола Андрея Первозванного. Орден этот входил в число царских регалий.

Турецкий флот ушел восвояси, чтобы весной вернуться под стены Очакова. Крепость все так же грозно возвышала свои стены и башни над крутым двадцатисаженным обрывом берега, с моря и лимана она была недоступна.

Вскоре после сражения Екатерина II писала Потёмкину: «Важность Кинбурнской победы в настоящее время понятна, но, думаю, с той стороны не можно считать за обеспеченную, донеже Очаков не будет в наших руках».

Несмотря на прямое указание, Потёмкин не решался атаковать Очаков. Половина лета 1788 года прошла в удачных действиях Суворова против турецкого флота. Батареи, установленные Суворовым на берегу лимана, при поддержке легких русских кораблей потопили 15 турецких судов. Потёмкин только в начале июля приступил к Очакову, чтобы начать осаду.

По солдатскому рассказу, дело обстояло так.

«Царица Катерина пишет Потёмкину: „Жалко, старика ранило, а то бы он со своими солдатами и Очаков взял“. Каково Потёмкину такое письмо читать? Пригнал он всю армию к Очакову, обложил кругом, думает: „Турки теперь испугались, без боя крепость сдадут“. А турки и в ус себе не дуют, сидят в Очакове в сухости и тепле. Всего у них много, запаслись на два года. А мы – в землянках сырых. Дров нет. Пищи нет. Фуражу нет. Мрет народ. Кони падают. Суворов говорит: „Надо Очаков штурмом брать, а так вся армия погибнет. Одним гляденьем крепость не возьмешь“. Потёмкину Суворова послушать?! Да ни за какие деньги! Сидит Потёмкин в роскошном шатре, пирует, веселится. На Очаков в подзорную трубу глядит.

Турки осмелели. Делают из крепости вылазку. Суворов смекнул да весь свой корпус – на них. Прогнали мы турок. Они выводят резервы. Мы напираем. Добрались до вала. Суворов просит у Потёмкина: „Подсоби, ударь на крепость со всех сторон. Возьмем Очаков“. И все генералы тоже. Один генерал даже на колени стал перед Потёмкиным. А он от злости инда заплакал: вдруг да Суворов самосильно Очаков возьмет! Посылает к Суворову одного офицера – капитана, второго – премьер-майора, третьего – полковника: „Прекратить дело!“ А как его прекратить, коли турки чуть не весь гарнизон в поле вывели!

Суворова опять ранило. Сидит он на камне, лекарь ему рану смотрит. Скачет от Потёмкина четвертый курьер – генерал. „Как вы, – говорит, – сударь, осмелились такое важное дело самочинно завязать?“ А Суворов ему: „Я на камушке сижу, на Очаков я гляжу!“ Поскакал генерал обратно с ответом. А мы турок тем временем уже назад в крепость загнали. Потёмкин зовет Суворова к себе и начал его при всех пушить. Суворов ему: „Дозвольте уехать для лечения“. Потёмкин рад. Суворов уехал!..»

Настала осень. Осада Очакова продолжалась. Ненастная погода прогнала из ставки Потёмкина охотников веселиться. Пиры и балы у него прекратились.

Потемкин делался все мрачнее: осадной армии предстояла зимовка в сырых землянках. А зима, как на грех, наступила лютая, с крепкими морозами, сильными буранами и глубоким снегом. Не было топлива. Открылись болезни: цинга, тиф. В обозе и кавалерии лошади падали от бескормицы. Солдаты наконец начали роптать, и когда Потемкин явился осматривать лагерь, понял, что надо штурмовать.

Потёмкин решился и 6 декабря 1788 года отдал приказание штурмовать Очаков. Штурм продолжался всего час. Солдаты ворвались в крепость и истребили почти весь гарнизон Очакова, который насчитывал 15 тысяч человек. Потери русских при штурме были ничтожны в сравнении с теми, что понесла огромная армия от морозов и болезней осенью и в начале зимы. Если бы Потёмкин послушал вовремя Суворова, этих потерь могло бы не быть.

Турки начали новую кампанию наступлением против австрийцев. Австрийская армия левым крылом соприкасалась с русской армией Румянцева.

Перед наступлением в турецкой армии разнесся слух, что у русских снова появился грозный Топал-паша, то есть «хромой генерал», – так в турецкой армии прозвали Суворова: он ходил, припадая на раненую ногу. Турки хорошо знали Суворова: где русскими командовал Топал-паша, там турки неизменно терпели поражение. После раны под Очаковом Суворов исчез с театра войны, и турки считали его убитым. Так думал и турецкий главнокомандующий, начиная наступление на австрийцев. Первая же битва показала, что Топал-паша жив, находится в армии и стал еще грозней.